Вне России

По пятницам в поселке Мальграт под Барселоной, где мы отдыхаем, творится невообразимое. К вечеру все въезды перекрыты, машины гудят стадами растревоженных носорогов, туда-сюда снуют полицейские. В первый раз решили: либо бомба, либо псих перестрелял толпу.

Потом разъяснилось: нет, это так местные власти борются с уик-эндными пробками в историческом центре. Ну, и что с того, что залетный водила в отчаянии вертит головой, напрягая скудный запас испанского? Он – в Каталонии. Это такое место не земле, где тебе разъясняют, что испанского языка вообще на свете нет, а то, что наивный иностранец за него принимает – это кастильский язык, способ общения зажравшихся мадридцев, от которых местным одно зло. По сей причине туристическая реклама печатается так: сначала – на каталонском, потом – на английском, далее – на немецком, и уж совсем внизу, меленьким шрифтом – на ненавистном кастильском.

Первые три дня жизни в Каталонии удивляешься. На завтрак дают шампанское, на ужин – йогурты. Барменша полчаса игнорирует просьбу смешать джин с тоником, потом выскакивает из-за стойки, бросается в пляс, затем смешивает кампари с содовой. В отличие от Парижа, Рима или Амстердама, торговцы и официанты манерами и видом подчеркивают личную гордость, богатый внутренний мир и сдержанное пренебрежение пошлыми запросами клиента.

Однако с четвертого дня удивление заменяется удовольствием от так странно, но так знакомо организованной жизни.

Во-первых, Барселона. Портовый город редкой гармонии, с оперно-средневековым кварталом и космическими творениями Гауди, она выглядит так, будто мэром у них Пиотровский, которому странны бронзовые городовые скульптора Чаркина, но близки – пауки Луиз Буржуа. На фоне знаменитого, и правда сносящего голову собора Sagrada Familia – отличная скульптура и современные уличные конструкции, построенные просто так, для форсу, чтобы заявить: мы – энергичная, спортивная, юная столица.

Во-вторых, сама Каталония. Хотите видеть рай на земле – езжайте куда-нибудь в бухту Канэис (скалы с двух сторон, дорогие виллы на уступах, пинии, агавы, россыпь оранжевых байдарок на воде). Хотите видеть рай, пройдя сквозь чистилище – езжайте в Кадакес, где в глухие времена фашизма коротали время Пикассо и Дали. Скоростная трасса, ведущая на знаменитый мыс, вдруг превращается в серпантин шириной в сигаретную пачку, правое колесо нависает над пропастью, ограждение – в каталонском духе – отсутствует, в окно бьют крылами орлы, цвет лиц приобретает приятный зеленый оттенок. Зато внизу – шелк моря, россыпь беленых домиков с синими ставнями, яхты, виндсерферы.

В-третьих, начинаешь понимать, что насмешка над местными нравами – это просто снобизм питерца, решившего поиграть в ньюйоркца. Вот, допустим, полиция: та, что устраивает пробочный кошмар по уик-эндам. Полиций этих мы насчитали штук пять (дорожная, жандармерия, краснопетличная Mossos d’Esquadra, синебрюхая Policia Local, плюс еще Guardia Urbana в черно-белую шашечку: ни дать ни взять таксисты, томящиеся от безделья). При этом в Каталонии воровство – обычное дело, террористы чуть не при нас взорвали гостиницу на Costa Daurada, однако у нас, что, – лучше? Когда застрелили Маневича, по Невскому дефилировали краснооколышевые городовые, гордость губернатора: убийца скрылся по крышам у них на глазах. А наличие ОМОНа, РУБОПа, ОБЭПа не спасло Питер от славы криминальной столицы.

Или каталонские дороги. Они изобильны, но проложены пьяным картографом. Нумерация на карте и в жизни не имеет ничего общего. Дорожные указатели порадовали бы психоаналитика: вот вы рулите по национальной трассе N2, однако через пять километров выясняется, что это местная А2, а еще через километр – что это С32, за ближайшим поворотом превращающаяся в С33! Один указатель был нами особенно любим за географический оптимизм: Мальграт налево, Мальграт направо, Мальграт прямо. Местный пейзанин лениво пояснил: да езжай куда хочешь. Поехали прямо: оказался тупик… Можно поржать над идиотизмом, однако представьте себе каталонца, в районе Репино решившего свернуть с Верхне-Выборского шоссе на Приморское: он заблудится и погибнет, как доверившаяся Сусанину интервенция.

Или, допустим, горделивость каталонского сервиса, – та самая, что не позволяет снисходить до обслуживания. Ну и что? Пройдитесь по питерским магазинам, где торгуют дорогими марками: на вас будут обращать внимание ровно настолько, насколько вы интересны в качестве потенциального воришки. Я на днях зашел на Сенной в TJ Collection, бродил по пустым залам, не выдержал, подошел к сбившимся в щебечущую стайку продавцам: не мешаю? Ну что вы, – ответили, – нисколько…

А в-четвертых, Каталония хорошо лечит от упоенного петербургского отчаяния, от этой сладкой горечи, вызванного постоянным сравнением с Москвой, от комплекса отстающего. Действительность по возвращении начинает меньше царапать глаз. Вот у Московского вокзала с ночи до утра – не подъехать, не запарковаться. Полосатые палки, пробка, неразбериха, какие-то для кого-то зарезервированные места, извозчичья мафия, гудение и ор. Ну и что? Просто палки доверены каталонцам. Вот перекрыли Троицкий мост слепым щитом, разбиться в ночи – раз плюнуть, вот не установили схемы объезда у закаканной в ремонтную грязь улицы Куйбышева, ну так – строительство и ремонт в руках каталонцев. Нет отопления, вдрызг разбиты подъезды, не идет вызванный месяц назад сантехник? Да просто в РЭУ, районных администрациях и в Смольном – сплошь лица каталонской ментальности.

И, как ни странно, это обстоятельство наполняет оптимизмом. В конце концов, несмотря на всю неприязнь к Мадриду и все связанные с этим обиды, Барселона провела-таки у себя Олимпиаду, воспела себя совместным дуэтом Кабалье и Меркьюри, привела в город лучших мировых дизайнеров и архитекторов. Несмотря зигзаги местного характера и местных дорог, каталонские трассы все равно лучше и разумнее имеющихся петербургских, а несмотря на весь идиотизм местных полиций, жизнь в Каталонии все-таки безопасней. И как бы ни странен был местный уклад, именно здесь, в Барселоне, в Каталонии, на Коста-Дорада и Коста-Брава построены тысячи и строятся сотни новых отелей, потому что сюда едут миллионы и миллионы туристов, хмыкают, морщат носики, но едут и едут опять и по второму, и по третьему разу, потому что сердце их сладко замирает, и, уезжая, они говорят не adios («прощай»), а asta la vista («до встречи») или, кто попродвинутей – fins aviat.

Москва в 1994-м, за три года до 850-летия, тоже была мрачна, угрюма, хамовата, пессимистична и разбита повсеместным строительством в грязь. А теперь ничего – полыхает в ночи хрустальною елкой.

Asta la vista, дайте только срок.