Вне закона

— Да, семеро хорошо вооруженных людей. Теперь тюрьма выглядит как неприступная крепость. У них револьверы, обычные и короткоствольные винтовки, помповые ружья и боевые карабины. Экипированы на славу. С таким оружием можно отбить атаку целого эскадрона.

— Хуан, а ты был внутри?

— Был.

— Как пробраться в тюрьму?

— В здание можно проникнуть через окна. В стене их два. В подвальном помещении тоже есть окошко и дверь. Кроме того, на чердаке дверца и два маленьких оконца, но человек в них свободно пролезет.

— А теперь скажи, Хуан, они охраняют Тома Дэниельса или же всю тюрьму?

— Что ты имеешь в виду?

— К Тому приставлены люди или же охрана только снаружи?

— Нет, сеньор Линмаус, только в местах возможного проникновения.

— Ха! — радостно воскликнул Ларри. — Бог мой, тогда у меня есть хоть маленький шанс. Так, значит, они караулят снаружи?

— Точно.

— Охраняют шесть окон и двери, а центральный вход не в счет?

— Да.

— Получается, для охраны требуется шесть человек?

— Выходит так.

— И только один из них свободен?

— Правильно, сеньор. Но проникнуть в небольшое здание, которое караулят семеро вооруженных до зубов…

— Так, братец, двое охраняют подвал, двое — чердачные окна и дверь, один прогуливается вокруг тюрьмы. Это значит, что у входной двери одновременно может находиться не более трех человек.

— Скорее всего, именно так. Но с такой охраной пробиваться в тюрьму отсоветует даже малый ребенок.

— А если я использую для этого всю свою сноровку, а может, и оружие?

— Ты что, сеньор, собираешься просочиться сквозь толстые тюремные стены?

— Пока еще нет. Просто думаю, что предпринять. Это все, что ты намеревался мне сказать, Хуан?

— Нет, но вижу, что продолжать с тобой разговор просто бессмысленно. Ни переубедить, ни остановить тебя я все равно не смогу.

— Нет, Хуан, не сможешь.

— Тогда хоть ниспошлю на тебя благословение Божье.

— Да о чем ты говоришь? Какое благословение? Мы же с тобой, Хуан, разных вер исповедания.

— Ну и что? — удивился монах. — Зато мы делаем одно дело,

— И какое же?

— Мы пытаемся нести людям добро.

Линмаус засмеялся, но негромко.

— Хуан, это я-то пытаюсь нести людям добро?

— Да, ты. Ты стараешься спасти друга и защитить свою честь. Но кажется, для этих целей ты выбрал не тот путь. Ты встал на путь самоубийцы. Боюсь, ты ничего не добьешься, а только погубишь себя. Так дай же мне перед твоим концом хоть немного тебя утешить.

— Хорошо, Хуан, — согласился Линмаус. — И как же ты собираешься меня утешать?

— Знаешь, в Лос-Вердесе живет одна семья: муж, жена и пятеро детей. Год назад глава этого большого семейства упал с лошади и сильно разбился. С тех пор работать он не может и отчаяние совсем доконало его. Его дети голодают, а жена обезумела от горя. Так вот, теперь он спокоен — дети накормлены, а будущее уже не кажется ему таким беспросветным. И эта уверенность придает ему силы.

— Ну и что из этого?

— Так это все благодаря тебе, сеньор!

— А-а, моим деньгам?

— Да. Семеро душ молятся за тебя, хотя они даже имени твоего не знают.

— Хуан, я очень рад это слышать, — взволнованно проговорил Линмаус, удивляясь неожиданно нахлынувшим на него чувствам.

— Но это еще не все, — продолжил францисканец. — Менее чем в трех милях от Крукт-Хорна живет старик, шестьдесят лет проработавший в поте лица. Теперь он слаб здоровьем и работать не в состоянии. Но он слишком горд, чтобы просить милостыню. Так вот, сеньор, и этого немощного тоже спасли твои пожертвования.

— Ты имеешь в виду старого Сэма Роджерса?

— Да, его.

— Но, брат Хуан, он же протестант, — удивился Линмаус.

— Протестанты, — промолвил монах, и Ларри, несмотря на ночную мглу, увидел на его губах улыбку, — так же как и самые благочестивые католики, могут страдать от голода. Но и это еще не все. Десятилетний мальчик-горбун с искривленными ногами, на лечение которого не было денег, теперь сидит с матерью в поезде. Они едут в Нью-Йорк, где известный хирург сделает мальчику операцию. Уверен, его мать и сейчас утирает слезы и благодарит незнакомца, который ей помог.

— Ей незачем меня благодарить, — буркнул Линмаус. — Я отдал эти деньги не из-за любви к ближнему, не из-за сострадания и вовсе не потому, что хотел сделать людям добро, а потому, что они жгли мне руки.

— Что бы ни побудило тебя на этот благородный поступок, ты все равно должен знать, что сделал людей счастливыми.

— Но в том не моя, а твоя заслуга, — возразил Ларри. — Считай, что те деньги ты подобрал на пыльной дороге.

— Позволь мне рассказать и о других, кому ты также помог, — продолжил монах. — В маленькой покосившейся хижине…

— Хватит об этом! — остановил его Линмаус.

Брат Хуан пришпорил Алисию, подъехал к нему ближе и коснулся его руки.