Вне закона

На том они и расстались, и вот сейчас, по приезде из-за рубежа, побывав на могиле Палия, Антон Михайлович, вспоминая тот разговор во всех подробностях, сопоставил его с полученным из института письмом, в котором даже кое-что текстуально сходилось с высказанным на квартире Палием; он сообразил, что именно старик позаботился, чтобы такое письмо было; возможно, среди каких-то сотрудников он и провел нужную работу… Конечно, сегодня вечером они с Надей обо всем переговорят, он и в самом деле не привык принимать таких решений без нее.

Однако же как круты бывают повороты судьбы! Вот Палий в той беседе три месяца назад хоть вскользь, но напомнил ему сорок девятый, и если мысленно вернуться туда и попытаться представить, способен ли был Арон в ту пору предположить, что его будут просить стать генеральным, то это может показаться полным абсурдом… Жизнь не так уж коротка, как порой кажется.

17

Министерство торопило с выборами, торопился с ними и Кедрачев. Решено было провести два тура, потому что поначалу поступило восемь заявлений, но после первого тура остались двое: Кедрачев и Кенжетаев. Было уже начало декабря. Владимир Петрович все это время оставался спокоен, он много раз наезжал в министерство, и там давний его знакомый — заместитель министра, встречал его уже как будущего генерального директора объединения, и если Владимир Петрович выказывал беспокойство, тот ухмылялся:

— Ну что уж ты так демократии испугался! Тебя знают, любят, худого вроде ты никому не сделал, даже вот жалоб на тебя к нам не поступало. А ведь у нас папки целые на иных заведующих отделами.

— Но ведь и на Кенжетаева не поступало?

— Господи, какой же он генеральный?.. Ну сам посуди. В нем и волевого начала настоящего нет. Можно сколько хочешь осуждать эти самые командные методы. Я вот тоже, когда выступаю, осуждаю. Однако же на заводах как было единоначалие, так и будет, и в объединениях тоже, хоть сто советов трудовых коллективов заводи.

Заместитель был седой, благообразный, говорил ровно, с небольшой хрипотцой; у него школа могучая — был и начальником цеха, и директором завода, и начальником главка; шел ровно, не срывался, умел держать людей в руках.

Кедрачев понимал: нынче от министерства далеко не все зависит, раньше зависело — приказ, и все, да и во многих других странах, не только социалистических, директоров научных институтов не выбирают, а назначают, и правильно делают: меньше склок, спокойнее, а снять, если не угодил, всегда могут. Но вот приняли этот новый закон, по которому начальников надо теперь выбирать, через него не перепрыгнешь, а коль так…

Он хорошо помнил слова Палия: нет, мол, таких выборов, которыми нельзя управлять. И Владимир Петрович не сидел без дела, он работал вроде бы как всегда — ровно, уверенно, собрал местком и партком, еще раз с ними пересмотрели списки для заселения в новый дом, чтобы не было обиженных, пришел на совет молодых ученых, произнес там речь: мол, медленно, очень медленно идут защиты кандидатских, у них же всемирно известный институт, и кандидатская должна защищаться до тридцати лет. Предложил план, по которому надо было заслушать научных руководителей, дабы те пошевелились. Молодые приняли его выступление хорошо, но что-то полунасмешливое по отношению к нему оставалось, хотя прямых нападок не было. Особо опасных на выборах людей он отправил в заграничные командировки — ну кто откажется поехать в Англию, Швецию или Штаты?.. Все это он делал без натуги, буднично, словно ничего особого в институте не ожидалось.

Была у него мысль позвонить на Лубянку, но он не знал, кому ныне звонить, его вот уж более трех лет не беспокоили; там сменились люди, и не один раз, да, наверное, и Палий их больше не интересовал. Это прежде грозная организация сеяла панический страх, потом долго еще ее боялись, побаиваются и сейчас, но не так, совсем не так. Да и что эта организация теперь может сделать для Кедрачева?.. Ведь и он-то для нее ничего не делает, а когда выполнял необходимое, то чувствовал себя на важнейшем участке. Коль это нужно государству — он готов… Вообще он прожил свои сорок с небольшим лет правильно, твердо, без всяких шатаний шел по жизни, не интриговал; вон в других институтах всякие мафии, круговые поруки, он же этих темных игр не признавал. Он был при Иване Никифоровиче, выполнял волю большого ученого и охранял его от неприятностей. Он был честен всегда и во всем, в этом убежден. Ну, бывало — на мелких камушках спотыкался, так этого с кем не случается, такое не в зачет.

Кедрачев съездил в вычислительный центр, там по его просьбе прикинули, как могут пройти выборы. Машина показала, что Кедрачев должен получить абсолютное большинство голосов. Но и это его не успокоило. Он размышлял: только он может стать генеральным. Ведь первый тур прошел хорошо. Все права у него. Он мужественно и твердо шел дорогой Палия, он продолжатель его дела, если как ученый он слабее Антона Михайловича — это ясно, то всю программу ушедшего из жизни академика знает только он, и только он способен провести ее в жизнь.