Внеклассное чтение. Том 1

Но настроение после отмены приглашения на казнь было приподнятое и слегка истеричное. Оттянуться так оттянуться, почему бы и нет? Всё равно сегодня на камер-секретаре сосредоточиться уже не удастся.

Договорились встретиться в одиннадцать — после того, как зверята, проглотив вечернюю сказку, уснут, — и оба стали звонить: Валя в «Холестерин», заказывать столик, а Ника — бэйбиситтеру Лидии Петровне, чтоб пришла ночевать.

Потом окрылённая Валя отправилась домой прихорашиваться, а Фандорин ещё некоторое время оставался в офисе, расхаживая по кабинету и убеждая себя, что всё утряслось, что хаос лишь обдул ему лицо своим жарким дыханием, но не испепелил и даже не обжёг. Пронесло, жизнь вернулась в нормальное русло.

Может, конечно, всё было совсем не так, но что ещё он мог предпринять? Делай, что должно, а там будь, что будет.

Нельзя ведь каждую секунду жизни трястись, что с тобой может произойти беда: упадёт кирпич, или за рулём встречной машины уснёт водитель, или в кафе, куда ты вошёл выпить чашку эспрессо, взорвётся портфель с взрывчаткой. Когда-нибудь беда непременно произойдёт, никуда от неё не денешься. Ну, не портфель с взрывчаткой, так опухоль или тромб (неизвестно ещё, что хуже), но тут уж одно из двух: или трястись, или жить. Иди своей дорогой и надейся, что она ещё не скоро заведёт тебя в разинутую пасть Несчастья.

Буду надеяться, решил Ника. Очень-очень надеяться на то, что приговор не утверждён и не попал к исполнителю.

И ещё на то, что остальные приговорённые отнесутся к предупреждению всерьёз.

Перед уходом он по привычке подошёл к окну и посмотрел на вечерний город. Огни, блестящие от дождя крыши, близорукий глаз луны, светящийся сквозь туман.

Когда мир так спокоен и мудр, кажется, что и бояться нечего. Подумаешь, смерть. Если повезёт, она будет быстрой и не очень страшной. Что такое хэппи-энд в сказке про любовь? Они жили долго и счастливо и умерли в один день. Так может, расфилософствовался Николас, такая смерть и есть подлинное, окончательное счастье? Будем шагать по небу, взявшись за руки, к источнику этого безмятежного света, чтобы вот так же уплывал вверх вечерний туман, и широкие просторы, залитые спокойным светом луны, расстилались перед нами, не омрачённые тенью новой разлуки.

Глава восьмая ПРЕСТУПЛЕНИЯ ЛЮБВИ, ИЛИ БЕЗУМСТВА СТРАСТЕЙ

Но небо было тёмным и беспощадным, а луна затаилась за рыхлыми тучами, будто не желая манить изгнанника тщетной надеждой на спасение, и укрыться от неистовства слепой стихии было негде.

Замерзающему Митридату оставалось прибегнуть к самому последнему средству мужественного рассудка — к философии. Сколь стремительно произошло падение из заоблачных высот, от самого подножия престола, в тёмную и хладную бездну, подивился он вчуже. Хотя чему ж удивляться? И из физики известно: тело поднимается вверх куда трудней и медленней, нежели падает вниз. Нет ничего естественней падения, которое есть стремленье припасть к груди матери-земли. И гибель, уготованная каждому, тоже падение. Но такое, которое, с точки зрения религии, обращается взлётом.

Мамочки, как же холодно!

На площади горело несколько костров, вокруг которых теснились кучера и лакеи, дожидавшиеся господ. Митя кинулся было к ближайшему источнику тепла, но, услышав грубый хохот челяди, замер. Чем неделикатнее у человека душа и приниженней положение, тем черствее и немилосердней он к ближним. Прогонят, опять прогонят! Ещё одно такое испытание, и можно навсегда лишиться любви и решпекта к человеческому роду, а для чего тогда жить? Лучше уж закоченеть под ветром и снегом!

Тем более что коченеть вовсе необязательно.

Подкреплённый философией разум очнулся и явил-таки свою чудодейственную силу.

Вон сколько на площади карет. Забраться в какую-нибудь, чтоб слуги не видели, да и дождаться разъезда. А там уж как повезёт. Чья бы ни оказалась карета, с её владельцем, благородным дворянином, объясниться будет проще, чем с плебеем. Довольно сказать по-французски: «Умоляю, выслушайте меня!» — и уже будет ясно, что маленький оборвыш не обычный попрошайка.

Митя нырнул в проход меж двумя длинными шеренгами экипажей, выбирая себе убежище. Лошади стояли, позвякивая сбруей, хрупали овсом из подвешенных к мордам торб, зима им была нипочём. Подумалось: насколько же человек по своей физической натуре ниже и несовершенней скотов, коими мы помыкаем и коих презираем.

Наконец выбрал щегольскую семистекольную карету с княжеской короной на дверце. Может, кто-нибудь из ближнего государынина круга? Тогда, вполне возможно, что и Митридата видел.

Уже залез на ступеньку, потянул дверцу и вдруг увидел, что в большом дормезе, стоявшем по соседству, из трубы вьётся белый дымок. Зимний экипаж, с обогревом! Вот куда бы забиться!

Высунулся из-за конского крупа, посмотрел на костёр, до которого было не более десяти шагов. Ничего, там светло, а тут темень, не заметят.

Перебежал к дормезу. Встал на подножку, осторожно заглянул внутрь — не греется ли кучер.