Внеклассное чтение. Том 1

Она упала перед Митей на колени, стала его обнимать, целовать, по её прекрасному лицу потоком лились слёзы.

— Рыбанька моя! Малюточка! Ну, скажи что-нибудь! Ну, назови меня «Пася»! Как мило у тебя это получается! Ты мне рад?

Делать нечего. Митя покосился на Данилу, который умилённо взирал на эту трогательную сцену, и нехотя просюсюкал:

— Пася… Рад.

Чего ещё-то сказать, чтоб она порадовалась?

— Митюса скутял.

— Скучал по мне, родименький!

Слёзы из ясных серых глаз полились ещё пуще, а Данила удивлённо поднял седую бровь. Митя выразительно пожал плечами поверх золотистой головы коленопреклоненной графини: мол, иначе с ней нельзя.

И в самом деле — как теперь, после совместного сидения на ночных сосудах, ночи в обнимку и всех прочих интимностей, вдруг взять и заговорить с Павлиной по-взрослому? Да она со стыда сгорит, а он будет чувствовать себя подлым обманщиком.

Фондорин, деликатный человек, воздержался от каких-либо замечаний. Стоял в сторонке, терпеливо ждал.

Вытерев слёзы и высморкавшись, графиня обернулась к своему спасителю.

— Где ты, старинушка, научился так ловко палкой драться? Верно, служил в армии?

— Служил, как не служить, — степенно ответил Данила. — И даже не в армии, а в гвардии. Но палкой обучился драться в Английской земле, когда странствовал. У тамошних бездельников, именуемых джентлменами, есть целая наука, как драться дубинками. Силы большой для этого не требуется, лишь знание правил. Я ведь говорил, (здесь он покосился на Митю), что если не Доброе Слово, то Наука легко одолеют грубую силу. Однако где же ваш главный похититель? Я ожидал встретить пятерых противников, а встретил лишь четверых.

Павлина гордо подняла подбородок.

— Я не пустила его ночевать в карете, велела убираться. Когда же он попробовал ослушаться, пригрозила, что Зурову нажалуюсь, будто он мне амуры делал. Этого злодей устрашился. Ночь просидел у костра, со своими татями. А утром, когда здороваться сунулся, я ему ещё к лицу приложилась, звонко. Тогда он заругался, прыгнул в седло и как погонит коня прямо по снегу, через опушку. Крикнул своим, что в Чудове встретит, со сменой лошадей.

Она вздрогнула, озабоченно сказала:

— Уезжать надо, да поживей. Ну как передумал и навстречу едет? Пикин — душегуб, человек страшный, не этим дурням чета. Английской палочной наукой его не одолеешь. Прошу тебя, храбрый старик, довези нас с Митюнечкой до станции. Я тебя щедро награжу.

Фондорин сдвинул брови. Ответил сухо:

— Отвезу. Да не до станции, где вам навряд ли сыщется защита, а прямо до Новгорода. Прошу в карету, сударыня. И ты, Дмитрий, садись.

Павлина прыснула:

— Как ты смешно моего Митюшеньку зовёшь. Он мой сладенький, мой пузырёчек сахарный. Да, Митюшенька? Вот ведь кроха совсем, а догадался бывалого человека на помощь позвать. И как только разъяснил?

— Довольно складно для своих лет, — сдержанно ответил Фондорин, и в его глазах мелькнула некая искорка.

— Умничка мой, — зашептала графиня Мите на ухо. — Мой Бова-королевич. Хочешь быть моим сынулечкой? Хочешь? Зови меня «мама Паша». Хорошо, люлечка?

— Мама Пася, — хмуро повторил Митридат и был немедленно вознаграждён дюжиной жарких поцелуев.

— А что делать с этими ворами? — показала Павлина на двоих связанных. — Оставлять их нельзя. Пикина наведут.

Один из гайдуков, тот, что со сломанной рукой, ещё не пришёл в себя и лежал на снегу недвижно. Второй же, сшибленный посохом с козёл, при этих словах засучил ногами и пополз прочь — прямо сидя, как был. Челюсть у него затряслась.

— Да, задача, — согласился Фондорин. — Конечно, наведут. Но не убивать же их.

— А как иначе? — жёстко сказала графиня. — Пикин моих людей убил, а эти ему добивать помогали.

Данила пробормотал — словно бы в сторону, а на самом деле Мите:

— Как жесток век, в который даже столь нежные особы призывают к убийству.

— Что ты сказал, дедушка? — обернулась Хавронская.

Он снова нахмурился.

— Я сказал, сударыня, что убивать их не буду, ибо каждый человек — узел тайн. Не я этот узел завязывал, не мне его и обрывать. Мне, увы, доводилось лишать жизни себе подобных, но всякий раз без убийственного намерения, по несчастному стечению обстоятельств.

Фондорин подошёл к хрипящему от ужаса гайдуку, в два счёта перетянул ему тряпкой расшибленную голову. Второму, бесчувственному, привязал сломанную руку к ножнам от сабли. Митя знал — у медиков это называется Schiene.

Павлина посмотрела-посмотрела, да только руками всплеснула:

— Они за твоё милосердие на тебя же Пикину и укажут. Ты не знаешь, какой это лютый волк. Он из-под земли тебя добудет, чтоб за обиду отомстить!

— Я не спорю, — кротко признал Данила. — Если их убить, нам будет проще. Но я не сторонник этакой простоты. Едем, ваше сиятельство. Время дорого.

И полез на козлы.

* * *