Внеклассный урок (СИ)

  - Кого мы любим?! Да ты, пацан, спятил! Ты видел когда-нибудь повешенного ребенка? А избу, сожженную вместе с жильцами? Нет? И не дай тебе Бог! А я вот видел! И лучше скажи мне, что ты просто оговорился, иначе...

  Старшина незаметно подошел к Юрису и положил руку на плечо. Тот вздрогнул, но хватки не ослабил.

  - Ты его извини, - сказал Слава неожиданно спокойно. - Не со зла он. Просто в... на призывном пункте разные слухи ходят. Вот и наслушался, дурачок.

  - Ладно, что я в самом деле, - Юрис отпустил парня, и даже оправил ему гимнастерку. - А ты, пацан, не верь всему, что люди говорят. И не бойся, - он снова улыбнулся, - а то вон, даже кучеряшки поникли.

  - Это дреды, - пробормотал тот, хватаясь за волосы. Латыш удивленно вскинул бровь, но тут показался Соколов:

  - Взвод! - Заорал он. - По местам! Приготовиться к обороне!

  Лейтенант приник к биноклю, но уже и невооруженным глазом можно было увидеть возникшее на холмах движение. Пока это походило на муравьиную возню, только Иван не понаслышке знал, что из таких "насекомых" обычно вырастает. А еще через несколько минут, когда сквозь расстояние стало пробиваться урчание моторов, детская иллюзия вовсе рассеялась в прах.

  Немцы пошли в наступление. Солнце стояло в зените и прекрасно освещало их мрачное воинство, надвигавшееся темной стеной. Впереди, подминая заросли кустарника и молодые деревца, ползли громады танков. Следом, переваливаясь на кочках, катили угловатые коробы бронетранспортеров. А густые цепи пехоты переплетали силуэты машин длинными серыми нитями, завершая сети, в которых предстояло до смерти запутаться советским солдатам. И хотя в прошлом году этой паутине уже случилось порваться, немцы все еще не сомневались в ее прочности. Ведь пол-Европы по сей день трепыхалось в ее липких путах, без особой надежды вырваться.

  Иван передернул затвор и прижался к брустверу. Вдохнул поглубже и медленно выдохнул, привычно разгоняя напряжение. Да, приближавшиеся тонны железа были сделаны, чтобы убивать. Только вела-то их все равно плоть. Так что надо лишь ковырнуть посильнее, а там уже дело техники.

  Он похлопал по оттопыренному карману, гулко звякнувшему россыпью патронов. На бой хватит, и еще останется. Жаль только, с автоматом пришлось расстаться. Славная была машинка, пока в последнем бою не покорежило осколком. А ведь мог и сам тот осколок схлопотать.

  Немцы приближались. К реву моторов добавился скрип гусеничных траков, и вскоре отдельные силуэты сверкнули короткими вспышками. Перед окопами тут же расцвели черные-рыжие бутоны взрывов.

  - К бою! Огонь!

  Захлопали винтовки, затрещали автоматы. Пули устремились в сторону врага, рассыпаясь среди серых мундиров земляными фонтанчиками. Фрицы ускорили шаг, пригибаясь и прячась за техникой, но жалящий свинец уже начал свой методичный сбор. То тут, то там в цепи фашистов появлялись прорехи, блестели сбитые каски, мелькали выпавшие из рук карабины. Послышались крики и вопли, в которые уже вполне отчетливо вплетались лающие немецкие команды.

  Танки останавливались, стреляли, и снова двигались вперед. Засияли рваными огненными цветками пулеметы броневиков, замельтешили вспышки ответных выстрелов среди пехоты. Дерн подскакивал перед окопами и за ними, пули свистели над головами и роились вокруг, с треском впиваясь за спиной в дощатые перекрытия.

  Иван дернулся, когда одна пуля прошла совсем рядом, скользнув по каске раскаленной тушкой. Но это уже не могло сбить его с привычного боевого настроя.

  Прицел на серую фигуру - выстрел. Затвор, секунды ожидания, пока мушка не сойдется с целиком на очередном мышином мундире, и снова огонь. Три простых движения, сливающихся в беспрерывный рабочий процесс. Словно на родном заводе заготовки в станок бросаешь.

  Затвор - прицел - огонь. Вот фриц взмахивает руками и опрокидывается на спину. Затвор - прицел - огонь. Еще один хватается за живот и складывается пополам. Затвор - прицел - огонь. Лицо под каской брызжет красным и фашист грузным мешком оседает наземь.

  Лишь когда пальцы, живущие своей жизнью, заталкивали в опустевшую винтовку патроны, Иван позволял себе быстро оглядеться по сторонам.

  Крутит ручку наводки Гоги, нашептывая что-то на грузинском своей "сорокапятке". Потом вдруг выкрикивает: "Огонь!", и пушка сердито дергается, звонко выплевывая закопченную гильзу. Ближайший танк вздрагивает, роняя раздробленную гусеницу, и делает на месте полукруг. Башня медленно ведет серым стволом в сторону обидчика, но Илья уже посылает в казенник новый снаряд. "Огонь!" - опять кричит Гоги, и бронебойная игла ударяет под намалеванный на борту крест.