– Я полагаю, – обратился к нему Макдональд, – для блага Программы тебе придется некоторое время держаться подальше от Джуди.
– Ну вот, и ты туда же, мало мне Иеремии, – вздохнул Митчелл.
– Он пророк, это факт, – угрюмо заметил Томас. – И представляет для нас несомненную угрозу.
– Вот потому-то и желательно возвращаться всем вместе, – сказал Макдональд. – Вам надо снова вжиться в атмосферу Программы, в ее действительность, ощутить всю лихорадочную суету в преддверии решающего перелома. Если вам удастся воссоздать ее для всех, тогда, быть может, всевозрастающее влияние сторонников Иеремии мы сможем свести на нет.
Томас помотал головой.
– Не надо выступать против Иеремии. Он честен и одержим собственными, созданными им образами, почти как поэт. Ведь он живет в своем особом мире.
– Этот старый сукин сын! – с чувством произнес Митчелл.
– Под угрозой оказались основы его веры, – заметил Макдональд, – вот он и противодействует нам, одновременно защищая собственный мир. Солитариане не способны смириться с фактом существования разумной жизни на других планетах. Такое несовместимо с самим их бытием.
– Тогда зачем ты пригласил его в Программу? – спросил Митчелл.
– Затем, что он столь же честен, сколь и фанатичен, – объяснил Макдональд. – По-моему, если он увидит, чем мы здесь занимаемся и ознакомится с переводом послания, появятся шансы на изменение его мнения.
– Не меньше шансов, что таких изменений не произойдет. Тогда Программе конец, – подытожил Томас.
– Верно, – признался Макдональд. – Такая возможность не исключается.
– А насколько вообще серьезна угроза Программе с его стороны? – осведомился Митчелл.
– Самая, пожалуй, серьезная за все время существования Программы, – ответил Макдональд. – Во всем этом прослеживается некая ирония судьбы, к тому же все это до странности соответствует самой истории Программы: наиболее критический момент наступает, когда ее назначение, казалось, уже выполнено, и достигнуты цели, во имя которых она создавалась. Пятьдесят лет кряду мы жили, как у бога за пазухой, а в момент получения сообщения сама Программа оказалась под угрозой.
Томас расхохотался.
– Ученые – опасные люди. Соблазняют нас всякими игрушками, но, стоит лишь этим цацкам оказаться чем-то серьезным, как они сразу же расстраиваются.
– На что способны солитариане, помимо болтовни? – спросил Митчелл.
– Они весьма влиятельны и могущественны, – сообщил Макдональд. – И сила эта растет. Их цель – заблокировать Программу. На конгрессменов и сенаторов, оказывается, уже осуществлялся нажим. И это несмотря на профессионально проделанную вами работу по формированию общественного мнения в пользу Программы. Им все еще удается играть на чувстве первобытного страха перед встречей с кем-то, кто выше тебя. А капеллане, несомненно, превосходят нас.
– В чем? – спросил Митчелл тоном, более жестким, чем того хотелось бы.
Пол снова задрожал. Витрины с сувенирами были уже рядом, и Макдональд принялся с интересов разглядывать их.
– Они, несомненно, старше нас и располагают несравненно большими возможностями, – проговорил Макдональд. – Их светила – красные гиганты – старше Солнца на миллионы, а может, и миллиарды лет. Все зависит, по мнению астрономов, от влияния массы звезды на ее эволюцию. Во всяком случае, пока мы не в состоянии даже принимать радиоизлучения с других звезд, не говоря уже о ретрансляции для приема на планете-трансляторе.
«Где ты, щебетушечка моя? – вполголоса пропел-продекламировал Томас. – Пепси-кола – на столе и ждет тебя…»
Его била нервная дрожь.
Макдональд купил жене новую книгу – романтичный сюжет о беззаветной любви, преодолевающей на орбите все опасности, а сыну – объемную модель Солнечной системы с окружающими ее в радиусе пятидесяти световых лет звездами. Была здесь, разумеется, и Капелла. Впрочем, пришлось признать, восьмимесячному младенцу модель ни к черту, – по крайней мере, ближайшие пару лет. И тогда Макдональд приобрел еще огромного страуса из пластика. Такого большого, что его пришлось сдать в багаж.
– Робби!
Стоя в небольшом зале ожидания аэропорта Аресибо, Мария пыталась сохранять серьезную мину и не расхохотаться при виде огромной птицы, расставившей на полу длинные ноги.
– Ну тихо, тихо, Бобби, – успокаивала она расплакавшегося на руках малыша. – Он тебе не сделает ничего плохого. Показывать такое страшилище ребенку! – упрекнула она Макдональда.
Митчелл подумал: прекрасней этой женщины видеть ему не приходилось. Он попытался представить, как выглядела она, скажем, лет в двадцать или даже тридцать. Кроме работы, у Макдональда, по крайней мере, есть еще один повод не высовывать носа из Аресибо – Мария.
– Ну и дурак же я, – сообщил Макдональд с таким видом, будто его осенило. – Выходит, я попросту не понимаю запросов собственной семьи…
– Зато, прекрасно понимаешь остальных и со всеми находишь общий язык, – заметил Томас.
– Да где там! – возразил Макдональд. – А Иеремия?
– Ну, по крайней мере, ты заставил его себя выслушать, – проговорил Томас. – К тому же он обещал приехать.
Мария расцвела улыбкой, предназначавшейся одному Макдональду.