– Есть вещи, которые президент сделать может и должен, а есть и такие, что хоть и может, но не должен. А еще для президента существует невозможное. Сдержать, как вы говорите, Иеремию, и есть нечто среднее между вторым и третьим… Однако вот это, – он указал на листок, – не может быть посланием.
– Настолько хорошо вы осведомлены о Программе? – задал вопрос Макдональд.
– Достаточно, – ответил Уайт, ведь не заставят же его повторять изложенное Джоном.
– Тогда вам, должно быть, известно, что долгое время прослушивание оставалось безрезультатным?
– Да, это так, – подтвердил Уайт.
– И про голоса тоже? – продолжал расспросы Макдональд, нажав кнопку на столе.
– Я их слышал, – сообщил Уайт.
Или акустика оказалась здесь лучше, или в перезаписи что-то терялось: с самого начала шепот звучал гораздо настойчивее, в нем пробивались нотки мольбы, гнева и отчаяния. Потрясенный Уайт ощутил облегчение, когда шепот перешел в голоса, – будто в усилиях расслышать и понять исчерпалась вся его энергия. Голоса тоже звучали несколько по-иному; они, казалось, исходили из иной точки бесконечного лабиринта и звучали более выразительно.
СТУКТРЕСК сменить свою кожу, а леопард ТРЕСКСТУК музыка: щебетушечка моя красоточка СТУКТРЕСК может уточка СТУКТРЕСКСТУК скрытый призыв к справедливости ТРЕСКСТУКТРЕСК музыка СТУКСТУКТРЕСК и одиннадцатый том первого со СТУКТРЕСКСТУК поступают кол СТУКСТУК музыка ТРЕСК эй, есть кто-нибудь СТУКТРЕСК разве Раймонд твой СТУКТРЕСКСТУКСТУК музыка СТУКСТУКТРЕСК музыка: над Гудзоном вьют ТРЕСКСТУК я непослушный мальчик СТУКСТУКСТУК представляет пирамидаль ТРЕСКТРЕСК музыка СТУКСТУКТРЕСК Роджерс в двадцать СТУКТРЕСКСТУК музыка; кола получила двенадцать ТРЕСК.
Уайт встряхнулся, как бы пытаясь сбросить гипноз услышанного.
– Это не послание, – заметил он.
Макдональд подкрутил регулятор на столе. Голоса ушли на второй план, будто хор в театре древних греков, со стороны комментирующий происходящее на сцене.
– Тем не менее это привлекло наше внимание.
ТРЕСКТРЕСКСТУКСТУК приветствую всех ТРЕСКТРЕСКСТУКСТУК.
– Послание все обрастало помехами и возмущениями, перемежающими голоса, – продолжал Макдональд. – После замедления темпа воспроизведения и развертки этих помех они превратились в серии звуковых импульсов и пауз молчания, над расшифровкой которых мы бились днем и ночью напролет в течение долгих месяцев.
СТУКТРЕСК сменять свою кожу, а леопард ТРЕСКСТУК.
– «Сможет ли негр поменять свою кожу, а леопард шкуру?»
– повторил басом Уайт и рассмеялся.
– Вам это знакомо? – спросил Макдональд.
– Это одна из поговорок моего народа, – сообщил недовольный собой Уайт. – Вас не раздражает черный президент?
– Не более, чем вас – белый директор Программы, – парировал Макдональд.
Макдональд оказался не только умен, но и хитер. Он наверняка строил свои отношения с людьми с учетом индивидуальных различий, прекрасно понимая характер влияния на их взаимное восприятие и самоанализ. Симпатия, возникшая у Уайта с самого начала к этому человеку, начинала перерастать в восхищение, а это уже представляло опасность.
Впрочем, поступки Джона таили опасность гораздо большую. Он вообразил, будто разница исчезла и можно забыть о цвете кожи и своем народе, и жить, как белый, – заботясь лишь о себе. Насколько же он слеп, если не замечает расизма? Необходимо по-прежнему оставаться начеку, ибо доверчивая сдача на милость белых людей – без столь необходимой охранительной силы справедливого гнева – это неизбежный риск потери собственного "я". А его сын – сын Эндрю Уайта – не может и не должен перейти во вражеский стан.
– Наконец, нас осенило, – продолжал свой рассказ Макдональд. – Все эти точки и паузы удалось интерпретировать как заполненные и пустые места, наподобие кроссворда. Компьютеру, наконец, поддался этот орешек – удалось высчитать, где начало и конец послания, отсеять не относящуюся к сообщению атмосферные помехи, шумы, и определить, что является, собственно, посланием, повторяемым непрерывно. Результат предоставлен в виде распечатки.
Макдональд потянулся к какой-то картинке, лежащей на его столе чистой стороной вверх. Уайт ее не заметил. «Чего еще не удалось здесь разглядеть? – подумал он. – Не упустил ли он еще чего-либо в этом послании?»