Внеплановая беременность

Чувствую, как рядом кто-то садится, но не спешу открывать глаза. Знаю, что меня сейчас не будут трогать, задавать ненужные вопросы. Сквозь плотно закрытые веки все же одна предательская слеза скатывается по щеке. Ее не смахиваю. Она холодит кожу, зависает на подбородке и падает. Как я. Падает куда-то вниз, возможно ей удастся в воздухе раствориться.

— С клубничным вкусом.

— Спасибо, — облизываю пересохшие губы, поворачиваю голову в сторону, щуря глаза от яркого солнца. Беру протянутый стакан молочного коктейля со вкусом клубники.

Мы молчим. Сказать есть что, скорей даже высказаться, вывернуть себя наизнанку. Мне хочется навести порядок в своей голове, понять, как я допустила такой бардак в мыслях. Пока все про себя, потом я найду в себе силы и все ему расскажу.

Горе ломает людей. Теперь понимаю, что горе может изувечить до такой степени, что прежним ты никогда не станешь. Мне немножко повезло.

— Почему ты не говорил? — я не упрекаю. У меня нет сил даже злиться на себя, на Никиту подавно. Да и не за что на него злиться.

— Хотел, чтобы ты сама все осознала.

— Ты очень великодушен по отношению ко мне. На твоем месте другой давно вызвал бригаду врачей и отправил в психушку.

— Я люблю тебя, Ань. И твоя боль — это моя боль. Мне было непросто, но я справился. Не сломался и тебя не сломал.

— Спасибо, — опускаю глаза на белый стакан в руке, смотрю на трубочку. — Спасибо, что любишь меня, — мне совестно смотреть на Никиту. Сейчас, когда все точки расставлены, я внезапно прозрела и оглянулась. Внезапно поняла насколько сильно изводила себя, мужа. Горе затмило мне разум, а внутренняя боль не давала мне жить. Она как раковая опухоль сжирала меня изнутри. Она заставляла меня видеть то, чего на самом деле нет и принимать ненормальные мысли за реальность.

Никита вздыхает, смотрит на реку. Он у меня молодец. Сейчас мне хочется его крепко обнять и бесконечно благодарить, что справился с этим испытанием. Не поддался моему безумию. Но я его не обнимаю, мне трудно заставить себя взглянуть ему в глаза. Знаю, что не увижу осуждение, злорадство, но все равно безумно стыдно за свои фантазии, за свое помутнение рассудка. Как вспомню свое поведение, так вздрогну. И оправдаться нечем.

— Что теперь?

— Теперь будем учиться жить, — его рука накрывает мою руку на коленке, сжимает ее. Я смотрю на наши пальцы, мне хочется крепче их сжать, чтобы никогда-никогда он не выпускал моей руки. Эгоистично хочу, чтобы всегда вел за собой.

«Учиться жить» — он правильно подобрал слова. Час назад моя жизнь вновь разбилась. Мне пришлось пройтись босиком по мелким осколкам, почувствовать всю боль по новой, более ярко, более острее, более невыносимее. Все, что происходит со мной, напоминает катание на американских горках: то резко вверх, то сразу вниз. Да с такой скоростью все происходит, что не успеваешь дышать, только орешь во весь голос, а тебя все равно никто не слышит. Потому на этом аттракционе жизни катаешься ты один.

«Исключена как мать». Вероятность материнства 0 %

Бездушные слова. Черные слова на белом листе. Каждая буква, как капельки яда. Отравляют, но не убивают.

Первый порыв — обвинить всех вокруг в подделке текста. Как? Как такое могло произойти? Это значит, что я ошибалась? Ошибалась все это время, зря взращивала в себе надежду…

Второй порыв — сбежать от всех, спрятаться, чтобы не видеть сочувствующего взгляда Бориса Романовича, не чувствовать жалость со стороны Миланы, не смотреть на застывшее лицо Димы.

Никита исполнил мое желание, увез меня сразу после ознакомления с результатом. Увез туда, где мало людей. Позволил мне побыть наедине с собой. Он дал мне ту передышку, которую очень жаждешь получить после неудачного марафона. Победителем не стал, с дистанции сошел, в душе только разочарование и пустота. И болезненная мысль: я больше не смогу.

— Я так бесконечно виновата, — часто моргаю, смотрю на небо. — Виновата в первую очередь перед сыном. Виновата перед тобой. Я даже чувствую вину перед Димой и Миланой, что посмела их потревожить…

— Вот о Диме я бы меньше всего переживал.

— Из-за меня его брак может распасться.

— Это тебя не должно волновать. Дима прекрасно умеет за себя отвечать, я лично надеюсь, что Милана его прогонит.

— Поэтому Борис Романович тебе пошел навстречу?

— Да. Этого Диму никто не любит, по мнению Борис Романовича и ее родителей, она просто ослеплена им.

— Он умеет быть очаровательным.

— Я бы с этим поспорил. У меня было желание ему врезать за его скотское поведение, — Никита поджимает губы, сердито смотрит перед собой. Я ставлю стакан в сторону и осмеливаюсь к нему прижаться. Смотрит на меня через плечо, улыбается.

— Почему ты такой хороший? Как награда мне за все.

— Я не хороший. Точнее я хороший для своих, на проблемы чужих мне начихать, — осторожно обнимает за плечи, притягивает к себе. — Я очень люблю тебя, Ань. Я сделаю все, чтобы ты была счастливой со мной.