Внеплановое отцовство для двоих (СИ)

В квартире холодно. Давно значит, напакостил вандал. Еще и за окно платить хозяйке. Не было печали!

Золотов звонит в домофон. Ваня оперативно открывает адвокату уличную дверь, а ту, что в квартире мы и не думали запирать.

— Похоже, ты крепко кому-то насолила, — мрачно размышляет Макс, войдя в комнату. Давит ботинком осколок. — Виновник был физически сильным. Этаж все-таки второй, а кирпич полного размера, увесистый. Хорошо, что никого не было. Попади такой в голову, все закончилось бы прискорбно.

— Явно не детишки бросались! — от досады вскрикиваю.

Я так расстроена, что хочется реветь.

Почему у меня что ни день, то новости? Причем в большинстве своем неприятные.

— Запрошу записи с внешних камер. А пока будет лучше, вам собрать вещи. Здесь оставаться опасно. У тебя дети.

— Да, ты прав, — киваю. — Подождите с мальчиками в коридоре. Постараюсь скорее собрать чемоданы.

Тихонько ругаясь благим матом, складываю вещички. Не тот случай, чтобы заткнуть дыру тряпкой и дождаться мастеров, которые вставят новое окно.

Обидчик может вернуться и сделать что-нибудь ухищренное. Дверь, например, поджечь.

И в то же время меня утомили постоянные переезды. Мы как семейство степных кочевников! Хочется всего лишь найти домик, где было бы тепло и уютно. Куда я бы возвращалась после работы, зная, что меня там любят и ждут.

Максим помогает спустить чемоданы.

Во дворе нас окрикивает неприметная дама. Соседка, наверное.

— Так это вы из квартиры на втором этаже? — подходит. — Если что я видела того, кто разбил окно.

Макс внимает каждое слово.

— А вот это уже интересно.

— Мужчина среднего роста. На лицо добряк, а повадками как дикий примат! Все орал, какая Нинка неблагодарная, распугал всех на детской площадке. Ужасно вел себя, — недовольно жестикулирует и вдруг замирает. — И еще он был лысый, точно!

Описание очень соответствует бывшему мужу. Гадость в крови, вероятно, передалась ему наследственно по материнской линии.

Но записи с камер снять надо, как доказательство, что Алеша в очередной раз сбрендил. Неспроста он разнюхал, где я живу. Семенихин лодырь, полезным заниматься долго не будет, а вот следить за мной запросто!

Подкараулит, когда буду одна и набросится, запугивать начнет, руки распускать. Мы дрались раньше, но Лёша никогда не кидался предметами.

А если в комнате были бы сыновья? Ругаться с бывшим сейчас бесполезно.

Лучшее средство от Алексея — профилактика. Перееду отсюда, а мальчикам школу сменю. Пусть Лёшенька хоть заждется, пока не состарится!

Не успев соскучиться по Максиму, вновь рассаживаемся по местам в его авто.

— Предлагаю не экспериментировать, а сразу двинуться ко мне.

— Все дороги ведут в золотую клетку к господину Золотову…

В квартиру к Максиму приезжаем затемно. Мы с детьми прожили стадию скромных гостей, чтобы стесняться и шага ступить без позволения хозяина. Я не говорю, что с ноги открываем дверь. Только чувствуем себя уверенно и в курсе предназначения каждой комнаты.

Это, кстати, более чем устраивает Макса. Ему не нужно носиться с нами как с хрустальными.

Принимаем душ, ужинаем, болтая на кухне. Максим обещает завтра же уделить кусок драгоценного времени и поехать в управляющую компанию как мой юридический представитель. Работницы подумают, что я богатая, раз за меня явился решать проблемы сам Золотов!

Ночью дожидаюсь, пока все заснут. Тихо встаю с постели, прихватив с собой подушку, и на цыпочках выхожу из комнаты. Крадусь в кухню.

Я ждала этого весь вечер — удобного момента, чтобы поплакать. Давненько не распускала нюни, отведу душу без лишних свидетелей.

Усаживаюсь удобно на стул, подушку кладу на стол. Вспоминаю все горести, обиды, которые хочется выплеснуть. Выть буду в подушку, меня никто не услышит. Я делала уже так несколько раз весьма успешно!

Только собираюсь пожалеть себя, как в гостиной загорается свет. Вскоре на кухню шагает заспанный Макс в одних лишь пижамных штанах.

— Ты что здесь делаешь? — хрипло интересуется и щурится с непривычки к ярким лампам.

— Поплакать хотела в спокойной обстановке, — сжимаю под столом кулаки. — А ты?

Он медленно шаркает к холодильнику.

— Я ем по ночам, вот такой за мной грешок, — не дойдя до намеченного, замирает. — Поплакать? У тебя что-то болит?

— Нет. Мне нравится плакать редко и без посторонних. Это мой грешок.

Макс скептически дергает бровью, но не выясняет, погружаясь в свои заботы. Достает мясной рулет, бадью с овощным салатом и тушеные бобы.

Я терпеливо жду. Но Максим невозмутимо разогревает поздний ужин, долго выбирает тарелку, из которой будет есть. Мне уже никакие слезы не в радость!

Ко всему он садится за стол напротив меня…

— Почему не плачешь? — бесстрастно спрашивает и поддевает салат.

— Это невозможно пока ты здесь! — встаю и шагаю за вилкой.

Аромат горячей еды перебил желание к тоске, зато пробудил аппетит. Как бы ни вошло в привычку. Раз Максим испортил мне ритуал, тогда и я немножко нарушу его трапезу. Останавливаюсь рядом с Золотовым и ворую кусочек рулета.

— Неудобно есть стоя?

— Неидеально, но терпимо.