Внешняя политика Советской России и СССР в 1920-1939 годах и истоки Второй Мировой войны

19 февраля председатель иностранной комиссии стортинга Карл Йоаким Хамбро публично протестовал: «Для нас трудно понять это наглое нарушение суверенных прав малого государства, которое находится в хороших отношениях с Англией»[6961]. Мнением норвежских политиков мало кто интересовался, а с нейтралитетом Норвегии никто не намерен был считаться. К концу февраля 1940 года в Шербуре, Гавре и Бресте были сосредоточены транспортные флотилии для перевозки 3–4 французских дивизий, к которым должны были присоединиться 2 британские бригады из Клайда, а также корабли конвоя[6962]. 9 марта адмирал Редер высказал опасение, что союзники захватят Норвегию под предлогом оказания помощи Финляндии. 12 марта Гитлер отдал распоряжение ускорить подготовку захвата Норвегии и Дании[6963]. В своей речи 14 марта 1940 г. Чемберлен заявил, что союзники планировали к маю 1940 г. направить в Финляндию около 100 тыс. чел. через Швецию и Норвегию, но собрали около 30 тыс[6964]. После окончания советско-финляндской войны оказывать помощь было уже некому, но подготовка к десанту активизировалась. В результате союзники и немцы начали действовать почти одновременно. 8–9 апреля 1940 года немцы почти без потерь захватили Данию, 9-10 апреля они начали высаживаться в Норвегии[6965]. Британские корабли подошли к её берегам еще ранее[6966].

Полное превосходство англичан в силах на море не помешало Германскому флоту захватить инициативу на первом этапе битвы за Норвегию. 9 апреля, несмотря на упорное сопротивление гарнизона, немцы взяли Нарвик. 14 апреля союзники высадили десант в 60 км севернее города. Начались бои[6967]. Все это не мешало Галифаксу заявлять, что Англия никогда не нарушала нейтралитет других стран и не занимала их территорий, даже когда речь шла о железной руде. «Мы стоим на страже международных принципов и международного права», – утверждал Галифакс. Министр очень возмутился, когда Майский шутливо напомнил ему: «Но ведь еще так недавно в Англии была столь популярна формула о «технических нарушениях» международного права (эта формула употреблялась для оправдания минирования норвежских территориальных вод)»[6968]. Конечно, подобного рода шутки ничего не меняли. Определяющими были только сила и готовность её использовать.

Немецкий гарнизон Нарвика был блокирован, он насчитывал всего лишь 4 тыс. чел., но союзники наступали медленно, что дало возможность немцам перед отходом к границе со Швецией взорвать или вывести из строя другим образом все портовые сооружения[6969]. К 10 мая союзнические силы в Норвегии достигли около 25 тыс. чел. Впрочем, к этому времени их поражение стало очевидным. С учетом событий, происходивших во Франции, северная экспедиция все явственнее походила на авантюру. Экспедиционный корпус наступал на Нарвик только для того, чтобы облегчить задачу своей эвакуации. 28 мая город был взят и началось возвращение десанта. 5 июня Нарвик покинули французы, 7 – британцы, 8 – часть норвежцев. Оставшиеся норвежские войска капитулировали 10 июня[6970].

Если действия Англии и Франции в Норвегии закончились провалом, то и политику СССР в Финляндии можно назвать успешной весьма условно. Достижением было только изменение границ. Но вместо скрыто недружелюбного Москва получила открыто враждебного соседа. В руководстве Финляндии укрепились самые ярые противники Советского Союза. Военное положение было сохранено, главнокомандующим остался Маннергейм. 28 августа 1940 г. умер президент Каллио, его преемником 19 декабря того же года был избран Рюти. Финляндия все больше ориентировалась на Германию. К 1941 г. на эту страну приходилось 54 % экспорта и 55 % импорта Финляндии. До войны 44 % экспорта и 22 % импорта Финляндии приходились на Великобританию. Росли и военные контакты между Хельсинки и Берлином. Эти страны шли к формальному союзу[6971].

Глава 54 Бессарабия и Румыния в 1940 году. Развязка

Вскоре настал час истины и для союзника несуществующей уже Польши. 6 сентября 1939 г. румынский официоз провозгласил: «Мы ничего ни от кого не требуем… Мы ничего никому не должны; мы ничего никому не дадим»[6972]. Отдавать пришлось. В 1925 году комбриг Г.И. Котовский, мечтавший о возвращении родных краев, сказал: «Пусть румыны думают, что они сумеют удержать Бессарабию в своих руках. Мы думаем иначе»[6973]. Советское руководство верило в эти слова. 30 марта 1940 г. Молотов в выступлении в Верховном Совете СССР довольно ясно высказался о советско-румынских отношениях – Румыния была единственным из соседей СССР на юге, с которыми Москву не связывал договор о ненападении, и это был прямой результат действий политиков Бухареста, в том числе и в связи с оккупацией Бессарабии. «Надо, однако, думать, – завершил эту тему Молотов, – что Румыния поймет, что подобные вещи нетерпимы»[6974]. Румынский посланник немедленно сообщил об этом выступлении в Бухарест[6975].