Внешняя угроза

Швецов, которого, как и остальных, допрашивали уже час – сперва командир разведчиков, потом командир отряда, а теперь еще и комиссар, – в какой-то момент потерял контроль над собой и вдруг вспылил.

– Не помню я ничего! – с натугой воскликнул он. – Сто раз уже говорил! Вышли к лесу, дошли до ручья! А потом все! Как отрезало! И пришли в себя у заимки старой! Все трое! А где потерял автомат, когда это было и где мы бродили – не помню!

Родионов даже опешил от такого отпора. Скрипнул зубами, качнулся на носках и глянул на сидевшего в глубине землянки командира отряда Сергея Черенкова. Тот молча слушал перепалку. Потом с шумом выдохнул и усталым голосом скомандовал:

– Идите! Будьте неподалеку.

Швецов, все еще кипя от накатившей злости, пошел к выходу, Мостовой и Шмаров, чуть помедлив, – за ним. Подождав, пока они уйдут, Родионов недовольно спросил:

– Зачем ты их отпустил?

– Потому что они ничего не скажут. А не скажут, потому что и впрямь ничего не помнят.

– Да? – запальчиво бросил комиссар. – Ты так уверен?

– Иван! – поморщился командир. – Неужели ты не видишь, что ребята не врут? Что они и впрямь ничего сказать не могут? Черт знает, что с ними такое произошло, но, видимо, память отшибло напрочь.

– А ты не допускаешь, что они попали в руки к немцам и те завербовали их?

Черенков посмотрел в горящие глаза комиссара и покачал головой.

– Нет. Не допускаю. Потому что знаю Швецова больше года. И не раз видел его в бою. Такие не предают. Они либо гибнут, либо пулю в висок пускают, либо молчат. Даже когда с них шкуру сдирают. И потом, реши немцы провести хитрую операцию, они бы придумали куда более убедительную легенду. И оружие бы сохранили, и что наврать сказали.

Родионов развел руками. В душе он признавал правоту командира, но полностью с ним согласен не был. Слишком много потерь было понесено от излишней доверчивости, слишком много людей погибло. Немцы на выдумки хитры, действуют нагло и умело. Могли и запугать, купить, перевербовать… Москва не зря в своих посланиях обращает внимание на особую бдительность и осторожность. А она напрасно предупреждать не станет.

– Не знаю! – спустя минуту произнес он. – Не знаю. И не верить нельзя, и верить опасно. Да, легенда дутая, шитая белыми нитками. Но ведь встречу они прозевали. И оружие потеряли.

– Верно. Прозевали, потеряли… Только… слишком странно выглядит эта одновременная потеря памяти. Что-то тут непонятное.

Комиссар удрученно вздохнул. Сел на скамейку.

– И что делать будем?

– А ничего. Попросим наших товарищей из городского подполья организовать новую встречу.

– Я о разведчиках.

– И с ними ничего. В разведку не отпускаем, пусть сидят здесь. А потом пойдут на очередную операцию. Понаблюдаем за ними, конечно. Хотя это лишнее.

– Ничего не лишнее! Пусть под надзором побудут.

Черенков хмыкнул, посмотрел на комиссара.

– Ты и Егорке не доверяешь? Ведь он твой племянник.

Родионов вновь развел руками. Что делать, время такое. Самому себе, бывает, не веришь, не то что родственникам.

– Ладно, с этим делом пока все, – подытожил Черенков. – Давай вернемся к плану центра. Нам поручено провести диверсии на железной дороге. Прервать сообщение и подвоз резервов к фронту. Задачи центр довел, а выбор целей оставил на наше усмотрение. Сейчас придет начальник разведки, вместе подумаем, где и как будем наносить удары. И когда. Судя по всему, на фронте вот-вот начнется. Нам надо поспешить. Июль предстоит жаркий…

Четверо солдат полевой жандармерии предстали перед командиром роты капитаном Шмелиннгом. Старший патруля обер-ефрейтор Нахтерманн доложил о произошедшем с его группой – выехали по заданию, миновали деревню, а потом… Что было потом, никто не помнит. Ни сам обер-ефрейтор, ни солдаты. Такое впечатление, что все разом заснули. Потому что пришли в себя в канаве у дороги. Пропало оружие самого обер-ефрейтора и мотоциклы. Их нашли спустя полчаса у дороги. Все остальное на месте. Причин такой коллективной потери памяти никто не знает. Догадок нет.

Шмелиннг выслушал солдат, задал с десяток вопросов, потом прозвонил на посты, уточнил, видел ли кто-нибудь высланный патруль. Ситуация выглядела странной, непонятной. Как, куда пропали его солдаты? Не в деревню же за русским самогоном поехали! Своих людей капитан знал давно и понимал, что на прямое невыполнение приказа, да еще на предательство они не пойдут. Выходит, произошел некий необъяснимый случай, который не предусмотреть и не понять.

Капитан не хотел докладывать наверх. Начнется расследование, прибежит обрадованное гестапо, потирающее руки в предвкушении нового дела… Нет, так не пойдет. В конце концов, ничего недопустимого не произошло. Особо важные задания не провалены. А пропажа… Солдат надо наказать своей властью. За утерю оружия и за халатность. Но дело не раздувать.

Придя к такому решению, капитан строго посмотрел на солдат и ледяным голосом произнес:

– Обер-ефрейтор Нахтерманн! Сутки ареста за утрату оружия. Остальные – лишение увольнительных на неделю. Все! Языки держать за зубами! И не терять бдительности! Идите!