– Думаю, вы преувеличиваете обидчивость моего отца. Впрочем, это не важно. Не знаю, зачем я вам это рассказал. Идемте, надо найти хорошее место, чтобы вы могли сделать набросок.
– Нет, не стоит. Вы, наверно, уже хотите ехать назад.
– Нет. А вы?
Софи колебалась. Какое-то время она пристально всматривалась в лицо Макса, потом ее плечи обмякли.
– Если честно, у меня руки чешутся попробовать. Извините. Это не займет много времени.
– Не надо извиняться, если вы не сделали ничего дурного. Это плохая привычка.
– Я не… ладно. Я понимаю, что вы бы предпочли, чтобы я не занималась этими глупостями с живописью.
– Я не знаю, какой бы вы были без этого. Просто вы такая, так вы видите мир.
Софи вытаращила глаза:
– Мне никто никогда не говорил таких слов!
– Это хорошо или плохо?
– Думаю, хорошо. Но знаете, это как в тех снах, когда выйдешь из дома и вдруг поймешь, что на тебе только нижняя юбка.
Макс запрокинул голову и расхохотался.
– Не понимаю, при чем здесь нижняя юбка.
– Ладно, нижняя юбка ни при чем. Но вы поняли, что я хотела сказать. Что чувствуешь себя… открытой.
– Звучит не слишком радостно, но я этого не хотел. Просто я так думаю. Но тогда почему вы сказали, что это хорошо?
– Это значит, что вы меня видите.
Макс перестал улыбаться, но его голос звучал по-прежнему легко.
– Конечно, прямо перед собой. Во плоти.
– Вы понимаете, о чем я говорю.
– Да. Хотя это не всегда хорошо. Чтобы тебя видели. По-моему, вы говорили, что дома это усложняет вам жизнь.
– Ну, возможно, надо было сказать, видите и… понимаете. Это когда человек смотрит на очевидные недостатки и видит, что за ними стоит. Хотя вы, наверно, не то имели в виду.
– Именно это. Но я не считаю, что это недостатки. Возможно, они усложняют жизнь, но это не недостатки.
Софи отвернулась, но он взял ее за плечи, повернул к себе и с удивлением обнаружил, что ее глаза покраснели и в них стоят слезы.
– Что я сделал на этот раз? – спросил Макс.
Софи смахнула слезы.
– Вы были добры.
– Это страшный грех. И, как я понимаю, совсем нехарактерный для меня. – Макс взял ее за руку и отвел в тень раскидистого дерева. – Отсюда открывается прекрасный вид. Разбудите меня, когда закончите.
Софи села на траву и достала альбом. Макс устроился в стороне, прислонившись к стволу дерева, и стал наблюдать за ней из-под полуопущенных век. Последние лучи солнца, проникавшие сквозь трепетавшую на ветру листву, скользили по ней золотыми пятнами, а их мягкое тепло дарило ощущение ленивого покоя, напомнившего Максу те дни в море, когда ничего не происходило, и он просто дремал. Он почти ощущал легкое убаюкивающее покачивание воды.
Но то, что он чувствовал, не имело ничего общего с покоем. Софи, конечно, не подозревала, какой соблазн таил в себе ее смех, а потом проявление сочувствия. Она сосредоточенно склонилась над альбомом, а ее рука легко скользила по листу бумаги. Но Макс смотрел не на рисунок. Он вдруг впервые заметил, какой у нее изящный профиль, гораздо более четко очерченный, чем он думал. Возможно, это потому, что сейчас она была так серьезна. Ему захотелось скользнуть губами по ее лицу, добравшись до губ, остановиться и заставить их смягчиться и изогнуться в улыбке, а потом соскользнуть на шею и дальше… вниз…
Увлеченная своим занятием, Софи прикусила губу, и, неизвестно по какой причине, это едва заметное неосознанное движение вывело Макса из состояния томительной, ленивой мечтательности. Желание нарастало с каждой секундой, угрожая вырваться из-под контроля. Ему захотелось взять у нее из рук рисунок, положить ее на траву, раздеть, покрыть поцелуями ее обнаженное тело и…
Макс поднял одно колено и, прижавшись затылком к стволу, окинул взглядом парк. Потом стянул перчатки, как будто это могло облегчить жар, сжигавший его изнутри, но легкий прохладный ветерок только еще сильнее разжег желание подойти к Софи и сжать ее в объятиях. Макс мысленно улыбнулся банальности этой сцены. Он считал, что тридцатилетие несет с собой мудрость и рассудительность. Но сейчас он сидел здесь на грани того, чтобы выставить себя последним глупцом, потому что изнемогал от желания переспать со своей будущей женой. Макс сделал глубокий вдох и закрыл глаза. Наконец он услышал, что Софи пошевелилась, и посмотрел на нее. Она закрыла альбом, взглянула на него и улыбнулась.
– Спасибо за ваше терпение.
– Неверное слово, – отозвался он с гораздо большим напором, чем ему хотелось, и ее улыбка исчезла.
– Извините, если я заставила вас…
– Нет, я не то хотел сказать. Забудьте.
Макс встал и подал ей руку, чтобы помочь подняться. Она не виновата, что его самообладание оказалось таким шатким. Софи подала ему руку, но веселая, непринужденная открытость предыдущих часов улетучилась, а ее щеки порозовели вовсе не от удовольствия. Софи повернула к дорожке и попыталась высвободить руку, но Макс сжал ее сильнее. Он чудесно провел время и не хотел, чтобы впечатление оказалось испорчено из-за его глупости. Поэтому отчаянно искал способ загладить свою оплошность.