Внезапная помолвка

Но простой оплошности оказалось достаточно, чтобы все рухнуло. Что бы Макс ни говорил, она знала, что он ей не верит. А когда он впадал в мрачность, она начинала сомневаться, не он ли дал Серене то снадобье, которое ее убило. Какой-то частью своей души она понимала, что это пустые страхи. Она знала его. И даже несмотря на то, что она не могла достучаться до его сердца, Софи не могла поверить, что Макс намеренно погубил Серену. Вместе с тем где-то в глубине по-прежнему жило неверие в себя и сомнение в том, что она его знает, что это не такая же сентиментальная фантазия, как надежда, что в один прекрасный день Макс ее полюбит.

Наконец они дошли до ложи. Начался второй акт. Софи скользнула на свое место и уставилась на сцену, избегая обращенных к ним любопытных взглядов.

Макс не понимал, что происходит на сцене. Не понимал, как он может сидеть здесь, будто ничего не случилось, будто он не видел, как Софи стояла с Уивенхо, тот держал ее за руку, а она так доверчиво смотрела ему в глаза… Хуже всего даже не то, что она встала перед ним, защищая Уивенхо, как тогда в гостиной Хантли-Хаус. Но мучительнее всего была печаль в ее прекрасных глазах, когда Уивенхо удалился, и они пошли в ложу. Она даже не могла говорить с ним. А вернувшись на свое место, сидела молча, как наказанная школьница.

Макс не знал, что между ними произошло, но его первый порыв схватить Уивенхо и оттащить его от Софи исчез, как только он увидел эту печаль и понял, что он снова обидел ее. Он снова убил радость, превратив ее в печаль. До встречи с ним Софи удавалось сохранять ее, несмотря на все старания родных подавить ее индивидуальность. Но он, похоже, преуспел в этом гораздо больше их. Еще немного, и Софи поймет, что, кроме плотских удовольствий, ему нечего ей предложить, и он ее потеряет.

Надо было что-то сделать, что-то сказать, но Макс боялся заговорить. А потом начался второй акт. Зачем он привел ее в ложу? Надо было остаться, извиниться, сделать хоть что-нибудь. Потому что он не сможет этого вынести. Софи сидела совсем рядом, Макс чувствовал исходящее от нее тепло, и оно тянуло к себе, как магнит.

Макс понимал, что она тоже не смотрит спектакль. Он видел ее крепко сжатые руки, лежавшие на коленях, и опущенные вниз уголки рта. И разрывался между злостью и желанием взять ее за руки, прижать к себе и заставить сказать, что ее печаль не означает того, чего он так боялся; что она не разочаровалась в нем и не жалеет об их помолвке. Это терзало его, жгло, как не дававшее покоя желание. Это была даже не ревность, а что-то другое… Отчаяние. Он не мог ее потерять. Софи – его женщина. Единственное, чего он действительно хотел в этом жалком мире.

Осознание наконец пробилось через все барьеры, которыми он так старательно окружил себя, и поразило его, как железный кулак Джексона на ринге. Софи ему необходима. И дело не в похоти и уж точно не в чувстве долга. Ему нужно ее тепло, ее живость, ее любовь, так не похожая на иссушавшие душу чары Серены. Софи пробудила к жизни его чувства, она не может бросить его сейчас. Это несправедливо. Она нужна ему. Но вместо того, чтобы попытаться сделать так, чтобы она по-настоящему полюбила его, он злился и осуждал ее, стараясь заставить отказаться от себя настоящей и стать такой, как леди Мелисса. Но такой он ее не хотел.

Ему нужна была девушка, которая разговаривает с мопсами и смеется, которую интересуют люди, как они есть, и которая поступает так, как считает правильным. Если бы у него хватило решительности, он должен бы встать перед ней на колени и сказать, что она может ставить любые условия. Лишь бы она смогла полюбить его. Потому что ему мало того жаркого плотского огня, который вспыхнул между ними. Он хотел больше. Он хотел все.

Аплодисменты вернули Макса к реальности. Он должен был увести Софи, но не знал, что сказать. Его ярость и желание крушить все вокруг сменились горькой тоской, страхом и чувством потери. Он должен был все исправить, но не знал как и боялся, что уже слишком поздно. Когда они встали, он повернулся к Софи, но она уже шла от него к Сильви Крэнворт.

Глава 20

Софи поднялась по ступеням дома на Манчестер-сквер. Найти его оказалось совсем нетрудно, только у этого дома дверной молоток был накрыт выцветшим черным крепом в знак траура, длившегося со дня смерти Серены. Подойдя ближе, она заметила, что краска на стенах дома облупилась, окна плотно занавешены плотными выцветшими гардинами. Признаки бесконечной скорби выглядели так очевидно, что она остановилась в сомнении. Софи пришла неприлично рано, но ей очень хотелось сбежать из душной атмосферы дома тети Минни и освежить голову. Она знала, что через некоторое время явится Макс, чтобы потребовать объяснений за вчерашнее, и ей хотелось встретить его с ясной головой.