Внезапная помолвка

Он говорил, что верит ей, но Софи в этом сомневалась. Особенно после того, что случилось вчера в театре. Его застывшее, как маска, лицо слишком ясно говорило, что он думал, будто она снова перешла границы дозволенного. И даже если он еще хотел близости с ней, скорое разочарование и охлаждение было делом времени. Ее глупая мечта достучаться до сокровенных глубин его души так и останется мечтой, манящей и дурманящей ее сознание.

Сейчас Софи меньше всего хотелось выслушивать скорбные речи Моркомба о Серене, но она дала обещание. И потом, она все равно не могла ни о чем думать, оставаясь в Хантли-Хаус, где слишком многое напоминало о Максе. Она посидит полчаса с лордом Моркомбом, а потом немного прогуляется и подумает.

Софи решительно постучала, и через несколько секунд дверь открыл крепкий лакей средних лет.

– Доброе утро! Я мисс Тревелиан. Пришла навестить лорда Моркомба. Я понимаю, что еще слишком рано, но… – Она замолчала.

Лакей поклонился и отступил назад.

– Проходите, мисс Тревелиан. Милорд будет рад вас видеть.

Он провел ее в полутемную гостиную, слегка приоткрыл гардины на окнах и вышел. В слабых лучах света кружились пылинки. Софи обвела взглядом почти пустую комнату – в ней не было даже ковра, чтобы прикрыть истертые половицы, припорошенные пеплом у камина. Ей захотелось отдернуть гардины или уйти, пока эта печальная комната окончательно не вогнала ее в меланхолию. Но в этот момент дверь открылась и вошел лорд Моркомб. В своих обшарпанных владениях он вызывал еще больше жалости.

– Доброе утро, мисс Тревелиан, спасибо, что пришли, – сказал он, взяв ее за руку.

Его пальцы слегка дрожали, и Софи улыбнулась, чтобы его ободрить.

– Доброе утро, лорд Моркомб. Извините, что я пришла так рано, но…

– Нет-нет, я же говорил вам, что почти не могу спать. Я очень рад, что вы пришли. – Старик попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. Он повернулся к двери. – Идите за мной. Я хочу вам кое-что показать.

Софи нехотя последовала за ним. Она чувствовала себя такой несчастной, что сомневалась, хватит ли у нее сил, чтобы проявить сочувствие. Лорд Моркомб провел ее через гулкий холл в другую гостиную. Она оказалась еще более затхлой. Софи не хотелось садиться в выцветшее кресло, поэтому она остановилась и, окинув взглядом комнату, заметила на стене портрет. Из-за темноты Софи не сразу его увидела, но теперь не могла отвести глаз. Лорд Моркомб подошел и встал рядом с ней.

Они не преувеличивали, Серена действительно была прекрасна. Ее живые глаза смотрели с холста требовательно и высокомерно, совсем по-королевски. Софи попыталась сказать себе, что видит всего лишь восемнадцатилетнюю девушку, но что-то в этом лице заставляло его казаться гораздо старше. Софи вдруг охватило ощущение полной безнадежности. Она поняла, что олицетворяет собой все самое худшее в Серене – ее странность, самодурство, неспособность подчиняться… но не обладает тем, что так притягивало к ней Макса, – ее красотой, чувственностью, изяществом, которые так ценят мужчины. Серена оставила после себя тень, от которой Софи никогда не избавиться и из которой Макс никогда не выйдет. Она с самого начала знала, что плывет против течения, и теперь чувствовала, что слишком устала и вот-вот пойдет ко дну.

Софи любила Макса так сильно, что мысль о разлуке с ним каждый раз вызывала боль, как от удара. Но она не знала, сможет ли преодолеть пропасть, отделявшую ее такую, какой она была, от той, какой он хотел ее видеть. Макс не испытывал к ней любви, которая могла бы стать мостом через эту пропасть. Софи думала, что вспыхнувшая между ними страсть сможет заменить любовь, но, какой бы сильной она ни была, это ничего не меняло. Страсть не обладала целительной силой любви и была обречена сгинуть в этой пропасти.

– Она прекрасна, верно? – ворвался в ее мысли подчеркнуто благоговейный голос лорда Моркомба.

– Да, поразительно, – ответила Софи.

– Это он написал портрет. Я не должен был его оставлять, но… это единственное, что у меня есть от нее. Поразительное сходство! Что ни говори, а он ее понимал. Это я виноват, что она умерла, – заключил старик и отвернулся. Его плечи поникли.

– Конечно нет! – возразила Софи.