Внезапно в дверь стучат

На полу, заметил Гершон сейчас, маленькими позолоченными камнями была выложена буква G — первая буква его имени. Это можно было бы счесть совпадением, но Гершон решил представить себе, что строители, возводившие этот небоскреб, знали, что в один прекрасный день Гершон попадет сюда, и решили сделать жест доброй воли в его адрес, чтобы он не чувствовал себя таким одиноким и никому не нужным в этом злом городе. Удары не прекращались и были такими настоящими, совсем как сон его жены. Может, малышкой, которую ее отец оставил в коляске, была она сама. Может быть. В конце концов, ее отец был тем еще говном. Может, поэтому сон был ей так важен. А если во сне ей так недоставало объятий, Гершон мог ее обнять. Просто прервать на секунду свою битву с предательским чемоданом, который сейчас наверняка обнюхивает чужие лодыжки на конвейерной ленте крошечного аэропорта на Западном побережье, крепко обхватить ее руками и сказать: «Я здесь, милая. Положим, сегодня я улетаю, но я скоро вернусь».

Темнокожий человек в сером пиджаке помог ему встать.

— Вы в порядке, сэр? — спросил он, подавая ему дипломат и бумажную салфетку. — У вас немножко кровь идет.

Слово «немножко» он произнес таким слабым, нежным голосом, будто пытался уменьшить его в размерах. Усатый сидел на стуле у лифта и плакал.

— Я извиняюсь за него, — сказал темнокожий, — у него сейчас трудный период.

Слово «трудный» он как раз увеличил. Почти выкрикнул.

— Не извиняйся, — сказал усатый сквозь слезы. — Не проси прощения у этого говнюка.

Темнокожий перешел к пожатию плечами и безнадежным вздохам.

— Его мама… — шепнул он было Гершону.

— Не смей ему говорить! — взвыл усатый. — Не смей ему ни слова говорить о моей маме, слышишь? А то я и тебе влеплю как следует.

Роршах

— «Стоять, полиция», — продолжал Гершон, — это, возможно, первая в истории настольная игра, не навязывающая ребенку готовые решения, но стимулирующая у него желание создавать решения самому. Можно смотреть на игру как на своего рода тропу из пятен Роршаха: по мере продвижения к желанной цели, к победе, она призывает тебя задействовать воображение.

— Тропа из пятен Роршаха. — Мистер Липскер криво улыбнулся. — Потрясающе. Мне нравится, мистер Арази. Но вы точно уверены, что вы в порядке?

— В полном порядке, — кивнул Гершон. — С вашего позволения, я бы продемонстрировал сейчас небольшую симуляцию игры.

— Симуляцию, — повторил за ним мистер Липскер. Он был гораздо моложе, чем представлял себе Гершон, и волосы у него были черными и блестящими, без единой седой пряди. — Простите, но мне не кажется, что это подходящий момент. Ваш глаз. И нос. Господи, сколько крови, кто это вас так?

Яйцо с сюрпризом

Дани

Послушайте правдивый рассказ. Примерно три месяца назад тридцатидвухлетняя женщина рассталась с жизнью в результате действий террориста-самоубийцы на автобусной остановке. Не только она — много других хороших и добрых людей расстались с жизнью. Но этот рассказ о ней.

Тех, кто погиб в терактах, отправляют в патологоанатомическую лабораторию при Абу-Кабире для аутопсии. Многие люди, занимающие видные позиции в израильском обществе, сомневаются в необходимости этой процедуры, да и те, кто работает в Абу-Кабире, не всегда понимают, зачем она нужна. Причина смерти в случае теракта ясна, а труп — не яйцо с сюрпризом, при вскрытии которого гадаешь, окажется внутри парусник, гоночная машинка или коала. В ходе этих аутопсий всегда обнаруживается одно и то же — металлическая дробь, гвозди или еще какая-нибудь шрапнель. Короче, сюрпризов очень мало. Но в данном случае, в случае тридцатидвухлетней женщины, нашли кое-что еще. Внутри тела этой женщины, кроме всех железных деталей, прорвавшихся сквозь ее плоть, были десятки опухолей, по-настоящему огромных. Опухолей, расположившихся в ее печени, желудке и кишечнике, но особенно в голове. Когда патологоанатом из лаборатории заглянул ей в череп, его первое слово было «мамочки», потому что зрелище перед ним предстало просто ужасное. Он увидел десятки опухолей, въевшихся в мозг, как клубок злых червей, стремившихся сожрать как можно больше.