— Ватикан, — коротко ответил Ткач, — Похоже, что католическая церковь тоже в игре. Но у них есть оружие и люди, а главное — их самих не надо охранять да защищать. По крайней мере, поговорить с ними стоит. Завтра от них прибудет делегация. Встретишься с ними — ты и другие командиры отрядов. Послушаем их условия. Я участвовать не буду, но, — Ткач улыбнулся, — тоже послушаю.
Ватиканцы явились поздним вечером. Их было трое: два человека средних лет и один старик. Старик явно был главным; его звали отцом Умберто, и, несмотря на возраст, в нем чувствовалась неукротимая энергия. Он быстро двигался, резко разворачиваясь на месте, и даже разговаривал как бы бросками; в глазах его светился ум.
Обменявшись приветствиями с командирами отрядов, он тут же проследовал в лагерь беженцев. Он благословил людей, потом краткой молитвой облегчил мучения одержимых, с которыми не справлялись местные священники. Затем он призвал всех к походной мессе там же, в лагере. Он сам провел ее, пылая взглядом; голос его величественно и мощно раскатывался под сводами. Один из молодых сопровождающих подал ему кропило и святую воду, и отец Умберто пошел вдоль ряда паствы. Но когда он добрался до Тадеуша, и святая вода попала тому на рубаху, случилось нечто странное: Тадеуш вскрикнул от неожиданности и схватился за грудь. Пар поднялся от мокрой ткани рубашки. Тут же старый клирик подошел к нему и гневно потребовал расстегнуть воротник. Изумленным взорам представился здоровенный и глубокий ожог от медальона. Увы, заклятый эльзин талисман просто выполнил то, что было ему приказано: защитил носителя от враждебного внешнего воздействия, каким для демонов является святая вода.
— Слухи о чудесах, что у вас тут творятся, доходили до меня, — заявил отец Умберто, — И я радовался, что Господь не оставил вас своею милостью. Но ныне я вижу, что ваши «чудеса» — обыкновенная черная магия! Где вы его взяли, молодой человек? — он впился взором в Тадеуша, чуть сгорбившись, как старый кондор.
— Мне дала его… девушка, которая была мне когда-то, как сестра, — Тадеуш не опустил взгляда, — Это долгая история. Но она не ведьма, а ученый.
— Имя! — прогремел святой отец.
— Эльза фон Лейденбергер.
— Что я слышу?! — поразился старик, — Уж не та ли самая, против которой уже поднимались ваши горожане? Кажется, тогда она подняла в ответ шеренгу мертвецов! Вот что скажу я вам: я ехал к вам, как к союзникам, но и представить себе не мог, что вместо борцов с дьяволом найду здесь гнездилище ереси еще худшей. Вы боретесь со злом посредством зла! Церковь не может принять таких методов. Или вы, юноша, немедленно снимете это и исповедаетесь, — или, — он сделал паузу, — покинете ряды повстанцев. Я, конечно, не ваш командир, — но это условия, на котором мы только и можем иметь с вами дело, — он обвел взглядом бойцов Сопротивления и вперил взгляд в Тадеуша.
Тот стоял, немного опешив от напора святого отца и явно на что-то решаясь.
— Нет, — наконец, сказал он, — Прошу меня простить, но я этот медальон не сниму. Сделок с дьяволом я не совершал! Ничего подобного я не замечал и за медальоном, — а он со мной почти всю жизнь. Я… ношу его сейчас в знак собственной задачи. Раньше, чем я ее разрешу, я не расстанусь с ним. А остальные пусть сами решают, как относиться ко мне! — Тадеуш вскинул голову.
Среди присутствующих поднялся ропот. Они явно поделились на две части. С одной стороны, слышались голоса, что это не дело — бросать командира, который всех их спас и без которого вообще бы подполья не было. Другие, более набожные, говорили, что, раз правда вскрылась, к нему нельзя относиться по-прежнему. Спор затягивался.
Милош попытался исправить положение, хоть и не мог сравниться в красноречии с отцом Умберто. Выйдя на середину каверны, он сказал:
— Ээ… может, не время ссориться, когда враг един и силен? Если так пойдет дальше, наше движение развалится надвое и ослабнет вдвое. Мы тут все, конечно, люди грешные, в тонкостях распознания дьявола не искушены. И все же, святой отец, мы все это время спасали людей, уж как умели! Если вас смущает один из наших командиров, — что ж, подполье не ждет военной помощи! Но проявите милосердие хотя бы к обычным горожанам. Помогите тем, кто хочет покинуть страну, исцелите больных…
Однако старый священник страшно разгневался.