Вниз по реке к морю

Я выждал семь минут, затем заехал на парковку и зашел в офис за стеклянными дверьми. Высокая стойка была розового цвета, стены – бирюзовые, а потолок посверкивал красными плитками. За стойкой стояла очень миловидная темнокожая девушка. Волосы ее, темно-коричневые с пурпурными прядями, заплетены были в тугие косы, а лицо было открытым, но, увы, улыбка не освещала его.

Я взял с собой рабочую сумку, которая вполне сошла бы и за туристическую.

– Добрый вечер, – поприветствовал я.

– Здравствуйте, – ответила девушка без намека на гостеприимство.

Я ожидал встретить такое равнодушие. Счастливые редко хотят иметь дело с людьми моей профессии.

Я положил на край стойки стодолларовую купюру.

– У меня остались приятные воспоминания о комнатах тридцать семь и сорок один.

– Этого недостаточно, – проговорила она, с ухмылкой глядя в прайс-лист. – Эти номера по сто восемнадцать долларов за ночь.

– Это – вам, – терпеливо объяснил я, выкладывая еще две сотенные купюры на стойку. – А вот это – за номер.

Она наконец улыбнулась.

– Сорок первый свободен, – сказала она. И я в который раз порадовался за свою страну, где великий доллар всегда доказывает свое превосходство.

Сквозь стену из тридцать девятого доносились неясные звуки. Я открыл сумку и вытащил маленькую карманную дрель с насадкой на одну восьмую дюйма. Эта штука работала почти бесшумно, и когда сверло с алмазным напылением коснулось наглухо закрытой двери между номерами, не раздалось ни звука.

В моей комнате было темно. Как только эту темноту прорезал лучик света из тридцать девятого, я подсоединил к цифровой камере хирургическую оптоволоконную насадку, а затем подключил камеру к айпаду. Шнур я направил в просверленную дырочку, и на экране возникло изображение того, что не назовешь иначе как всеобъемлющим развратом.

Две проститутки-трансгендера, должно быть, ждали моего подопечного. Все трое уже были обнажены и возбуждены. Я принялся внимательно следить за происходящим игрищем, по большей части для того, чтобы не думать о доказательствах, предоставленных Беатрис Саммерс.

Мальчики прекрасно знали свое дело. Выглядели и вели себя они очень женственно. А Боб был исключительно страстен и очень-очень счастлив.

Я заснял три с половиной часа видеоматериала, когда мини-оргия с алкоголем и наркотиками наконец завершилась. Я подождал, пока в тридцать девятом все по очереди примут душ, оденутся и разойдутся, а потом завалился в постель с самым важным инструментом из своего детективного набора – маленькой серебряной фляжечкой, наполненной отменным бурбоном двадцатилетней выдержки.

Мне снилась одиночка и стальной прут, который я обронил, когда меня вытаскивали из камеры. В кошмаре я бил по лицу Минка с оттяжкой и с таким упоением, которого в жизни никогда не испытывал.

Глава 5

Когда я проснулся, было 11:07, если верить электронным часам, стоявшим на тумбочке возле кровати. Похмелья почти не было (по сравнению с тем, что могло бы быть). Комната не крутилась перед глазами, а только слегка покачивалась. Голова болела лишь при неосторожном движении или если взглянуть прямо на свет.

Прошло минут десять, прежде чем я вспомнил про письмо от Беатрис, она же Натали. Но сейчас не время было об этом думать. Проснулся я поздно, и теперь придется поспешить, если я хочу успеть в закусочную «Гуччи» вовремя.

Я был как раз на середине тоннеля Холланд, когда зазвонил мобильный. Я включил громкую связь.

– Да?

– Папа?

– Тебе разве не нужно быть в школе, Эйжа?

– Сейчас сессия. А я хотела сказать, что назначила тебе встречу сегодня в четыре часа с женщиной по имени Уилла Портман. Я тебе отправила СМС, но ты их не всегда читаешь.

– Что еще за встреча?

– Она хочет нанять тебя, чтобы провести расследование.

– Какого рода?

– Она не сказала. Но вроде женщина приятная.

– Это тебе по телефону так показалось?

– Не-а. Она заходила в офис.

– Хорошо. Я приеду.

– Тогда увидимся. Люблю тебя, папочка.

* * *

Голова у меня по-прежнему болела. Движение в Манхэттене в полдень всегда было плотным, в дороге пытался сформулировать речь, которую вскоре придется произносить. Так что времени на то, чтобы думать о Беатрис Саммерс и опасности, которую может представлять ее признание, у меня почти не было.

Ресторан «Гуччи» находился довольно далеко, на западной оконечности 59-й улицы. Это было семейное заведение, которое стояло здесь уже много десятилетий. Я хорошо знал это место, потому что отец очень любил заходить туда, когда они с мамой еще только встречались. Хозяин ресторанчика, Ламберто Орелли, оказался настолько прозорлив, что выкупил все трехэтажное здание, и пока ни одно даже крупное предприятие не могло его перекупить.

Я припарковался, перешел улицу, присел на скамейку автобусной остановки и стал ждать. Интересно, смогу ли я забыть письмо от Беатрис и имя Адамо Кортеза (кто бы он ни был)? Может, если выждать подольше, когда ярость и страх снова отступят, я смогу спокойно растить дочь и выслеживать поганых извращенцев по соседним штатам?