Вниз по реке к морю

Я обратил внимание, в какой позе сидит мой гость. Ноги его были широко раскинуты, а еще он подтянул незанятый стул и положил левую руку на его спинку. Правая лежала у него на колене. Создавалось полное ощущение, что он чувствует себя как дома, прямо-таки наслаждается жизнью, словно миллиардер.

Он выбрал точку где-то у меня над головой и уставился туда с явным оттенком превосходства или даже иронии.

– И что же из этого следует? – поинтересовался я, пока он окончательно здесь не обжился.

– Мне дали пять лет, и с первого же дня меня держали в изоляторе.

Должно быть, меня передернуло, потому что по лицу уголовника скользнула улыбка, и он едва заметно кивнул.

– Меня это почти сломило, – продолжал он. – Почти. Помню, как кричал днями напролет. А потом – плакал. Но однажды утром – то есть я думаю, что это было утро, потому что я тогда проснулся, – ко мне вернулось спокойствие духа, и я смог подумать о своей жизни. Я вспомнил в подробностях все – от средней школы до того, как попал в одиночку. И знаешь, что я обнаружил?

– Даже не догадываюсь.

– Что за все это время ты один обошелся со мной по-честному.

– С какого хрена? Я тебя арестовал за попытку ограбления банка.

– Ты мог подстрелить меня. Мог дать по башке крышкой от того люка. И как пить дать, ты мог на суде упомянуть, что я каким-то образом обмолвился об этом деле в банке. Поверь, я уж знаю, как взбеленилось твое начальство, когда ты этого не сделал и не стал лгать.

Мэл подался вперед, положив обе руки на бедра.

– Так ты приехал из самого Иллинойса, чтобы сказать мне спасибо? – спросил я.

– Я тебе уже сказал, – проговорил он, – я назад в тюрьму не собираюсь. Я вернулся, чтобы возобновить свое торговое дело. И еще сказать тебе, что если когда-нибудь тебе понадобится помощь – обращайся, я твой должник.

Это было для меня исключительно важно, ведь редко кто видит во мне то же, что и я вижу, глядя в зеркало. Может, Мэлкворт и был злодеем, но это свой злодей.

Впрочем, делиться с ним этим соображением я отнюдь не собирался и вместо этого спросил:

– А что у тебя за дело?

– Часовая мастерская.

– Неужели?

– Мне было четырнадцать лет, когда меня хотели отправить в колонию за оскорбления и побои. Судья предложил мне выбор – колония или специальная программа дополнительного образования. Я выбрал второе и стал учиться делу часовщика у маленького еврея по имени Гарри Слэткин, который держал мастерскую на Черри-Лейн. Он очень многому меня научил. Позже я применил эти знания, изготавливая бомбы, но в свободное время изучал часы.

– Знаешь, – сказал я, – хоть я больше и не служу в полиции, все-таки мы с тобой по-прежнему по разные стороны.

Он положил на стол белый прямоугольник визитки и проговорил:

– Я слыхал, ты играешь в шахматы.

– Немного.

– Шахматная доска – нейтральная территория. Я хожу сыграть партию-другую в парк Вашингтон-Сквер в Гринвич-Виллидже по понедельникам, средам и субботам. Телефон на карточке. Если решишь со мной потягаться в остроте ума на этом поле, предупреди, я фигуры расставлю.

Он легко поднялся со стула. Кивнул, не протягивая руки. Я кивнул в ответ, и он вышел.

После его ухода я посмотрел в интернете значение имени Мэлкворт. Это был бог-покровитель Ганнибала – до вторжения полководца в Европу. А еще его ассоциировали с Баалом, считавшимся в западной религии воплощением Сатаны.

В следующие два года мы сыграли с Мэлом с десяток партий. После третьей, которую он выиграл, выпили по стаканчику. А после пятой, которую он тоже выиграл, вместе поужинали.

Глава 10

На часах не было еще и семи утра, когда я поднялся по бетонным ступеням перехода через Бруклинский мост.

Утренний воздух был свеж, на мне была ветровка, а под ней – свитер. Пешеходов в эту пору было еще совсем немного, от ветра слегка знобило. Сочетание одиночества и холода почему-то давало ощущение свободы, такое острое, что я едва сдерживал смех. Понятное дело, что эти эмоции свидетельствовали о душевной нестабильности, но мне было все равно. Можно прожить всю жизнь по правилам, диктуемым обстоятельствами, приманкой в виде наличных и моралью, навязанной соображениями безопасности, и в конце концов понять, что не сделал ровным счетом ничего, чем можно было бы гордиться.

От улицы Монтегю до Манхэттена было сорок девять минут пешком. Добравшись до престижных кварталов, я миновал здание Правления, дошел до Вест-Сайда и повернул налево на улицу Хадсон.

В трех кварталах от этого места, как раз напротив дома престарелых «Стоунмэйсон», был ресторанчик под названием «Дина».

– Мистер Оливер, – поприветствовала меня Дина Хоукинс, когда я уселся за стойку, – три месяца вас не видела.

– Я обычно заглядываю куда-нибудь поблизости, а вот сегодня захотелось пройтись, ноги размять и подумать.

– Вы же не хотите сказать, что пришли сюда пешком из самого Бруклина?

– Так точно, мэм!

– Мистер Оливер, переутомляться вам вредно для здоровья.