Вниз по реке

— Где ты? — обречённо спрашиваю я сквозь слёзы.

Сколько раз уже я задавал ей этот вопрос? Разве можно подсчитать? Когда приходит злая вода, и мой телефон вздрагивает от звонка, я задаю его, я кричу и шепчу его, не останавливаясь. Но она не слышит меня. Она повторяет и повторяет слово в слово, всё то же, что говорила тогда, три года назад, за несколько секунд до своей… Нет, она не умерла! Я не верю. Это просто из-за плохой связи она не слышит меня, а потому и не может ответить. Разве может быть мёртвым человек, который тебе звонит? Да, она говорит всегда одно и то же, но она всегда была такой прикольщицей, я и теперь улыбаюсь, вспоминая её смешные выходки. Вспоминая, когда идёт добрый дождь, а когда ветер с запада, или тучи рождаются над городом, я слушаю её голос и мне больно…

В нашем городе дожди идут часто. Но иногда, по несколько дней кряду, бездонные, хранящие в своей воде тайну, озёра, проходят мимо. Я не виню их. Я всё понимаю и терпеливо жду. Пусть плывут к другим, к таким же, как я, ждущим звонка, сдавленно кричащим один и тот же вопрос в трубку, рыдающим от незнания — как дальше жить? К тем, кому небесами, как маленькое спасение даруется ответ на другой вопрос — куда уплывают озёра? 

Ночью

 Под вечер, безумно уставший, я вернулся домой с давно проклятой мною работы. Бросив пакет с пустой банкой из под еды на кухонный стол, прошёл в зал, включил телевизор и, раздевшись, развалился на полу, подложив под голову большую мягкую подушку. Ничего не хотелось, кроме как посмотреть что-нибудь простенькое и развлекающее, поэтому, прощёлкав все каналы, я остановился на одном из музыкальных. Слегка прибавив громкость, устроился поудобней на левом боку, подложив руку под голову, и стал тупо смотреть на экран. Вскоре мои веки уподобились крыльям дремлющей бабочки. Они, то медленно и апатично опускались вниз, то резко взмывали вверх. Через минут десять такого порхания между явью и небытиём, я наконец-то провалился в чёрную, всепоглощающую бездну медленной фазы сна.

Но через некоторое время, как мне показалось не слишком большое, я уже видел сновидение.

Я стоял на тёмной улице. В небе плыла луна. Вдалеке, лениво споря с лунным светом, горел одинокий фонарь. Было прохладно, изо рта шёл пар. Холодно, тихо, безлюдно. Всё, как в реальности. Тем страннее было понимать, что это лишь сон. Я смотрел на одинокий, тусклый фонарь, осознавая, что его нет, что он только плод моего воображения.

Я стал замерзать, и чтобы согреться, просто пошёл вперёд. Но движение не согревало. Через минут пять ходьбы, я понял, что иду по улице, на которой живу, и тогда я направился к своему дому.

Вскоре я уже входил во двор. Разбуженная калитка недовольно проскрипела, и вновь погрузилась в сон. Скрип проник в меня и вызвал лёгкую волну страха. Я неуверенно вздохнул.

Подойдя к двери, я взялся за ручку. Дверь поддалась легко. Упрекнув себя за то, что лёг спать не заперевшись, я ступил внутрь. На столе лежал пакет с пустой банкой, в зале работал телевизор. Я прислушался и замер.

Я замер.

Я испугался увидеть то, что видеть мне совсем не хотелось. Но что-то толкнуло меня вперёд, какая-то вязкая сила притяжения к тому, кто лежал там, на полу, в зале.

Я сделал четыре шага и увидел. Он лежал на левом боку, подложив руку под голову, и было в нём что-то страшное, неприятное, только отдалённо похожее на меня. Как будто карикатура, как будто скульптор-авангардист лепил с меня, в порыве своей безумной фантазии.

Я осторожно присел в кресло, не отрывая взгляда от него. В лежащем на полу чувствовалось что-то родное мне, но этого родного с каждой секундой становилось всё меньше и меньше. Боясь, что моё тело проснётся, я поднял с пола пульт и выключил телевизор. В скупом свете луны тело стало похоже на бесформенную глыбу, вовсе нетронутую рукой творца.

И тут мне что-то показалось, и я прислушался. Это было инстинктивным. Так умеет любое животное. И любое животное, услышав это, надеется на то, что ему только показалось.

Я медленно сполз с кресла, оказавшись перед своим телом на коленях. Я стоял перед собою на коленях, и моя надежда разбивалась вдребезги, как опрокинутая ваза с цветами.

Это что-то не показалось. Оно действительно было.

Тело не дышало.

Я не дышал!

Я снова сел в кресло и задумался. Я думал бесконечно долго, а в окна полз лунный свет.

И я понял, что мне нужно сделать, но разве я был готов к этому? То, что нужно было сделать, пугало меня до безумия.

И пугало первым делом то, что мне придётся прикоснуться к себе.

Но я одолел страх, встал с кресла, склонился к телу, и поднял его. Оно оказалось не таким уж тяжёлым. Держа его на руках, я медленно двинулся к выходу, прошёл через кухню, и распахнул дверь ногой. Лунный свет прыгнул внутрь дома и прилёг на полу кухни. Я вышел на улицу.

Холодно, тихо, безлюдно. Мир спал.

— А я? — поймалась вдруг мысль в силки мозговых клеток, но я тут же отпустил её, испугавшись, что она может разорвать эти силки.