Вниз по реке

Трещинка, причудливо изгибаясь, стремилась вниз, и Виктор, проследив весь её путь, перевел взгляд на свои ноги.

— Мозг, ты здесь? — тихо спросил он.

— Нет. Я в голове.

— Ладно тебе уже, не ёрничай. Давай серьёзно. Ты же не собираешься и вправду уйти?

Мозг тихо хмыкнул.

— Нет конечно. Куда ж я уйду?

— Нам ведь хорошо вместе?

— Лучше!

— Спокойнее! — Виктор засмеялся — И чё это мы с утра? А?

— Погода плохая, наверное.

— Наверное.

Виктор поднялся с кресла и подошёл к окну. Погода и впрямь была плохая. Дул сильный ветер, бросая в окно жёлтые, потрёпанные листья. Виктор поёжился и начал одеваться.

— На работу? — спросил мозг.

— Ты же знаешь, что надо — ответил Виктор.

— Когда ж ты уже известным станешь? — грустно спросил мозг.

— Скоро, скоро.

В прихожей Виктор взглянул на часы. Как всегда опаздывал. Он спешно обулся и вышел из дома.

— Ну, что, до вечера? — спросил мозг.

— Давай, до вечера.

Виктор натянул пониже на глаза вязаную шапку, оглупил взгляд, и бычьей походкой отморозка зашагал на стройку. 

Как я был…

деревом(недолго)

Быть деревом не лучше и не хуже, чем человеком, но человеком быть безопасней, чем деревом, потому что он может его срубить, а оно его нет.

Обо всём этом я, конечно, даже не задумывался до того дня, как мне посчастливилось ненадолго стать деревом. День был по-настоящему «тот», потому что до этого дни были совершенно не «те», скучные и однообразные, задыхающиеся в пыльном одиночестве, среди книг и мыслей, парализованных чувств и выдуманных ощущений.

Каждое утро я выглядывал в окно и понимал, что снова будет не «тот» день, и в таком настроении завтракал, после чего садился в кресло с тысяча какой-то книгой в руках. Но с утра я так же определил не «тем» и «тот» день, потому что, когда я выглянул в окно, мне так показалось.

Это был следующий день после дождя, и я подумал, что было бы совсем не глупо закинуть очередную книгу обратно на полку и прогуляться в лес. От недостатка свежего воздуха мне всё чаще становилось плохо, плюс мои с самого детства «неуверенные в себе» лёгкие, всё это явно намекало на необходимость лесной прогулки. И я, одевшись, торопливо вышел из дома.

После дождя в воздухе стоял едва уловимый, сырой запах жизни, слегка похожий на запах гниения, но жизнь, она ведь и есть гниение, как бы нам не хотелось в это не верить, и даже не знать об этом.

Но все эти последождевые запахи в городе, меркнут перед настоящими, непостижимыми своей глубиной и откровенной силой и радостью, Духами леса. Здесь насыщенность воздуха чистотой и первозданностью настолька велика, что порой кажется, что стоит ткнуть наобум пальцем, и почувствуешь его упругость, словно вокруг тебя не атомы кислорода, а микроскопические воздушные шары с расширяющимися Вселенными внутри. И всё это, совсем бескорыстно, не прося в ответ от нас ни денег, ни ухаживаний, делают, такие привычные глазу, а потому к сожалению давно уже не восторгающие нас своей красотой и щедростью, деревья.

И вот, покинув шум и запылённость города, я вошёл в лес, и за столько никчёмных, сдавливающих грудь не «тех» дней, наконец-то вдохнул настоящий воздух, приведя в дикий восторг свои лёгкие. Мои мысли, книжные, похожие на увядшие ромашки и осыпающиеся розы, растворились без остатка в лесной свежести, и я почувствовал каждым миллиметром тела, что же такое жизнь, та самая жизнь, которую невозможно не любить.

Блуждая среди высоких деревьев, я дотрагивался до их стволов, пытаясь хоть как-то выразить свою благодарность, а они добродушно шумели листвой, как будто им был понятен язык моих прикосновений, и они читали на нём мою искренность и свободно летящее сердце.

Я и не заметил, как ушёл глубоко в лес и в себя, не заметил, как потемнело вокруг, и где-то вдалеке прокатился первый рык перенасыщенного водой, словно хищнической злостью, неба, и обратил внимание на мир только когда крупные капли застучали по листве, погрузив всё в бездонное озеро шума. Помятуя об опасности простудиться, что мне совершенно нельзя было делать с моими лёгкими, я встал под высокой лиственницей, ствол которой был густо покрыт тёмнозелёным, пахучим мхом, но вода всё равно дотянулась до меня, несмотря на густой зонт кроны. И тогда, я увидел необъятный, и видимо очень старый дуб, который медленно умирал, выгнивая изнутри, отчего в стволе образовалось огромное дупло. Я спешно перебежал от лиственницы к умирающему гиганту и залез внутрь него, удобно устроившись на мягкой трухе, устлавшей дно дупла, и в меня вошло такое спокойствие, такая защищённость и лёгкое отношение ко всему происходящему, что я невольно улыбнулся, и зевнув, блаженно потянулся, с какой-то неизбежностью почувствовав себя плодом в чреве матери.