Вниз по реке

В-общем, я старался. Мне нужно было заработать немного денег, чтобы переехать в другой город и на кое-какие другие расходы. Когда все было готово, я наделал огромное количество пирожков и понес их продавать. Тех денег, которые я собрал за этот месяц хватало на то, чтобы устроиться на новом месте, поэтому в последний раз я решил продавать пирожки чуть дешевле, чем обычно. Тем более, что их было много. Понятно дело, я никому не говорил, что продаю их в последний раз, зачем расстраивать людей. Думаю, они бы огорчились узнав, что никогда уже больше не смогут насладиться самыми лучшими на этом рынке пирожками, и потому, я оставил их в мирном неведении относительно этого. С превеликим трудом я продал все, вернулся в квартиру которую снимал, взял собранную заранее сумку, и оставил на кухне записку хозяйке. В записке я сообщал, что уезжаю на пару недель к своей любимой тетушке на север. Записку я положил под тарелку на которой оставил пару моих пирожочков. Она так любила их, что я решил и ее побаловать напоследок. Закрыв дверь, я положил ключи под коврик. Они мне больше не понадобятся.

Я добрался до автовокзала и купил билет в один из южных городов. К сожалению у меня не было тети на севере. Да и северный климат не для меня и не для моих пирожков. На холоде они быстро остывают.

Подошел автобус. Я сел в кресло и посмотрел в окно.

— Прощай любимый город. Спи спокойно — тихо пропел я, и улыбнулся.

Автобус тронулся, медленно вырулил на автостраду, и набрав скорость, понес меня на юг. Я не боялся, что пропаду в чужих краях. Я освоил прекрасную профессию, причем стал настоящим мастером. Мои пирожки придутся по душе всем. Нежное тесто тающее во рту, вкусная начинка. Я могу сделать пирожок с любой начинкой. Что угодно. И пусть кто-нибудь скажет, что ему не понравилось. Я думаю, никто и не скажет.

Да, кстати о начинках. Я потратил уйму денег (а ведь я по натуре человек скупой) на Интернет, прежде чем нашел подходящее средство. Мне нужен был такой яд, чтобы подействовал примерно через двенадцать часов после употребления, когда все мои клиенты будут мирно спать ни о чем не подозревая. И главное, чтобы он заставил их проснуться прежде чем убить. Представляете, сотни людей практически одновременно открывают в темноте глаза, ощущая нехватку воздуха. Они резко вскакивают и бегут, к открытой форточке, к окну, на улицу, но удушье только усиливается. По лбу струится холодный, липкий пот, тело начинает дрожать, сердце биться неритмично и с каждым ударом все слабее. И вот они не могут уже вдохнуть ни кубического миллиметра воздуха. Они вцепляются в свое горло руками, пытаясь расширить его, чтобы хоть капля кислорода проскочила в легкие. Но все бесполезно. Я выбрал хорошую начинку. Не даром же я весь последний месяц как крот рылся в Интернете. И не даром же я весь этот месяц старался расширить круг покупателей. В этом деле, самое главное прикормить как можно больше клиентов.

Сотни загубленных жизней? Я думаю этого количества еще не достаточно, чтобы забыть о своей одной загубленной судьбе. Но все впереди. По всей стране много городов, жители которых обожают пирожки. А я всегда готов их печь и продавать. Главное прикормить…

Я вдруг заметил, что снова смеюсь, но тут же подавил смех. Не хотелось, чтобы кто-нибудь из пассажиров автобуса расслышал в нём новые, интересные нотки. 

У неё счастливые глаза

Она ещё рядом, наверное, как и я смотрит внутрь себя и думает о чём-то дорогом только ей, полуприкрыв свои бездонные глаза. Мы молчим. Слово опасная штука, оно умеет не только создавать, но и разрушает. Оно было в начале, оно же будет и в конце.

БОГ.

НИЧТО.

Мы прекрасно понимаем это, и потому храним тишину, как другие хранят дорогой хрусталь. И то, и другое можно легко разбить.

Минуту назад мы были единым, мы были БОГОМ, мы любили и творили, а сейчас всё вновь стало хрупким, и тысячи чертенят крадутся к нам, неся на своих обгорелых плечиках мешки с НИЧТО. Они спешат выложить из них гору, которая разделит нас до следующего единения. Я закрываю документ 1 и слепо смотрю на рабочий стол.

Что она нашла во мне? Боже, как банально. Мы так недооцениваем себя, что всегда удивляемся, когда нас выбирают. Мы сгораем на кострах самоуничижения, потупив глаза, сжав до хруста зубы, чтобы не закричать от одиночества, и не верим, не верим, не верим в себя.

Впрочем, мы — это сильно сказано. Таких единицы, все остальные в норме. Идут по Земле уверенной, здоровой походкой, озаряют улыбкой мир, ничего сверхъестественного не требуя от своего разума, довольно и того, что помнят с сотню имён, большую часть цен на рынке и номер своего телефона. Им не нужно ничего доказывать жизни, она сама доказана ими. К чертям собачим все эти искусства, вершины и пьедесталы!

Господи, ты сделал меня больным, не способным идти уверенной походкой, не способным улыбаться от избытка счастья, не способным радоваться жизни. Ты сам не трясёшься от страха, слыша мой сумасшедший смех мертвеца? А ты знаешь, Господи, что это я так плачу?

Что она нашла во мне? Нет, совсем не банально…