Вниз тормашками

— А что с ним случилось? — заинтересовалась Лариса. Не то чтобы ее интересовала личная, да и какая бы то ни было иная жизнь Глазова, но раз дочь так переживает, то понятно, что матери интересна причина этого волнения.

— Он в больницу попал, — уже более живо повторила Настя, убедившись, что разбудила-таки в матери интерес.

— Почему? ОРЗ, как у тебя?

— Нет, это-то и есть самое ужасное! — трагично воскликнула Настя слегка охрипшим голосом. — Какие-то ублюдки избили его на улице до такой степени, что моего лапочку в больницу поместили.

— Избили? — переспросила Лариса.

— Да, причем сильно, как говорили его сотрудники, — сказала Настя. — Особенно пострадало лицо. Я так волнуюсь, он ведь такой красивый!

— Ну, красота в мужчине не главное. Чуть симпатичнее обезьяны, и ладно.

Лара невольно вспомнила «нашу Пашу».

— Интересно ты рассуждаешь, — возмутилась дочь, — да я от него шарахаться буду всякий раз, если он будет похож на обезьяну. Кому он такой нужен?!

— А милиция что говорит? — спросила Лариса, уводя дочь от темы мужской красоты.

— А ничего не говорит. Я не знаю. А насчет мужской красоты ты не права: она необходима!

Лариса вспомнила коренастую приземистую фигурку своего мужа, у которого самым примечательным во внешности было пузичко, задорно выпирающее над штанами, и вздохнула. Не красавец, тут уж ничего не попишешь. Может, Настя и права. С симпатичным Котовым жилось бы куда более приятно, чем с таким. Даже если внутренний мир его останется прежним. Хоть эстетическое удовольствие получать от его каждодневного присутствия!

— Поехали домой, — скомандовала Лариса.

Всю обратную дорогу Настя угрюмо куксилась, то принимаясь вспоминать, какой замечательный этот Глазов, то замолкая. В один из приступов восхищения своим кумиром она воскликнула:

— У него такие глаза красивые!

— Я это уже раз сто слышала, — заметила Лариса.

— И нос!

— Сто пятьдесят.

— И голос!

— Со счета сбилась. Наверное, уже в тысячный раз это слышу.

— Он даже матом красиво ругается! — умиленно зажмурилась Настя. — Как музыка звучит.

— А что, он даже матом ругается? — заинтересовалась Лариса. — Когда это ты успела услышать?

— А помнишь, мы пару дней назад сюда приезжали? Вот тогда и услышала.

— Надо же, а с виду такой интеллигентный! Хотя сейчас матом ругается все кто ни попадя. Всякая шваль вроде бомжей и прочий маргинальный элемент. Вы изучали в школе маргинальный элемент?

— Ты на что намекаешь? — сразу же возмутилась дочь. — Что он сродни всяким этим… вот таким, как ты сказала? Ни фига! Он по делу ругался! Я слышала, как он по сотовому разговаривал с каким-то Василием. Вспоминал какого-то придурка Диму, потом старого дурака Алексея Владимировича, говорил, что убить этого поганца мало, что он займется этим, еще что-то говорил, но я уже не помню. А что? — она посмотрела на мать. — Мама, ты в порядке? Ма-ам! Мама, мы сейчас врежемся! Мам, притормози! Ты что?

Лариса притормозила у обочины, тупо глядя в тонированное стекло машины на проходящих мимо людей. В ее голове воцарился хаос, подобный растрепанному котенком клубку шерсти, из которого во все стороны торчат разодранные нитки. Оставалось только распутать их и связать в одну целую. Этим она и займется по приезде домой.

«Боже мой, — думала она, — неужели это тот же самый Василий? Дядя Вася? Но ведь Глазов работает в том же здании, что и Дарьин, и Ласточкин! Значит, он имел возможность их убить. А повод? Он вспоминал „старого придурка“ Алексея Владимировича… а это, похоже, Дарьин. Интересно! А при чем здесь тогда Виталий Глазов и версия ревности? Хотя последнее Михаил мог придумать просто для отвода глаз, но тогда его самого придется вновь брать в расчет».

— У меня только один вопрос, — посмотрела она на испуганную дочь. — Где ты это услышала? Он что, ходил по съемочной площадке и орал во все горло?

— Нет, — возразила притихшая Настя. — Я просто, — тут она покраснела, — подсматривала… заглянула в его гримерную. Вообще-то это общая гримерная, но там был только он один. Я просто подслушала, вот и все.

— Ты не представляешь, как ты мне помогла!

И, ничего не объяснив недоумевающей Насте, Лариса поехала домой.

* * *

«Итак, что же мы имеем?» — думала Лариса, сидя на своей кровати и бессмысленно смотря в телевизор. На экране мелькали какие-то фигурки, они бегали, прыгали, но совершенно не мешали Ларисе, поскольку делали все свои «фигурковые» дела абсолютно бесшумно. Звук был выключен, пульт лежал где-то рядом.

Итак, что же мы имеем? Если допустить, что ложка Дмитрия в тот момент была чистой и он не ел суп из тарелки, которую взял у него техник-осветитель, то получается, что Дмитрий съел порцию Дарьина, а значит, убить хотели не его, а именно директора программы. Но что же тогда с кассетой? Все, в том числе и нападение на Ольгу, указывает на то, что кассета была очень важной для кого-то, раз он решился пойти на убийство. Хотя тут еще можно поспорить. В конце концов Ольгу могли просто по чудовищной случайности ограбить совершенно непричастные к кассете бандиты. Тогда версия, что убить хотели именно Алексея Дарьина, приобретает смысл.