Вниз тормашками

— Алена говорит, что Вероника настолько была увлечена всеми хоть сколько-нибудь симпатичными молодыми людьми, которые мелькают на нашем ТВ, что она просто не могла бы спутать Глазова ни с кем.

«И тем не менее спутала его с родным братом», — мысленно отметила Лариса.

— Алена сильно пострадала при взрыве?

— Нет, — сказала Настя, — взрывчатка в телефоне была заложена таким образом, что, как бы это правильнее выразиться, была направлена на уничтожение одного человека.

— Локальный взрыв? Но ведь это чертовски сложно устроить, — заметила Лариса. — Да и зачем Виталию Глазову убивать девушку, с которой он не был знаком?

Внезапно у нее сильно застучало сердце.

«Стоп! Почему Алексея Глазова положили в больницу? Потому что его избили на улице неизвестные бандиты. Однако выясняется, что вместо Алексея в больнице лежит его брат Виталий, который вообще-то должен находиться в наркологической клинике. Что же это получается?

Глазов-старший пропал, а Глазов-младший убил ни в чем не повинную девушку. Почему?

Причина должна быть обязательно! Не бывает бессмысленных поступков, хотя если Виталий наркоман, то от него всего можно ожидать… Итак, Алексей, скорее всего, боялся за свою жизнь. Причем настолько, что вместо себя в больницу „подложил“ брата, подставляя его под удар. Я знаю, что к Виталию в больницу приходили какие-то „братки“, оставившие ему телефон. Вполне возможно, что избиение Алексея, если оно имело место быть, и визит „братков“ имеют между собой что-то общее. Например, заказчика или организатора! Таким образом, Алексей, понимая, что угроза его жизни еще остается, сбегает из больницы, уговаривая брата стать на время „больным телеведущим“. Не знаю уж, как он убеждает брата, но факт налицо.

Итак, Виталий занимает койку в палате Курочкина. К нему приходят „братки“, дают телефон, Виталий подозревает, что с аппаратом что-то нечисто, и… Ищет первую встречную девушку, чтобы проверить на ней свою догадку относительно взрывчатки? Господи, что за бред! Разве так можно поступать?!

Почему именно эта девушка? Или она ни при чем? С одной стороны, можно было просто выбросить телефон. Хотя нет, если детонатор сработал при приеме сотового сигнала, то кто-то должен был нажать кнопку ответа, иначе бы телефон не взорвался. Вот он и отдал его Веронике. Но почему именно ей?»

— А где Вероника встретила Глазова? — спросила Лариса.

— Алена сказала, что она вышла прогуляться до магазина «Мандей». На углу Посадской и Волжской стоит такая шестнадцатиэтажка, знаешь? Там еще твоя знакомая, Марина, живет. Вот там Вероника и встретила Алексея, — ответила Настя.

«Угол Посадской и Волжской, это… это же рядом с больницей! Буквально в двух кварталах от нее. Значит, Виталий просто вышел из больницы и отдал телефон первому встречному! В больнице он не мог этого сделать хотя бы потому, что сам мог случайно пострадать. Ему нужен был человек с улицы! Тогда он снова договаривается с врачом и уходит ранним утром.

Вероника, таким образом, совершенно четко вписывается в схему. Она с ним незнакома, случайно она просто и есть первая встречная! Утро было раннее, район „спальный“, народу на улицах практически нет. Он очаровывает ее и отдает смертоносный телефон. Вот и все!»

— Какой кошмар! — вслух сказала Лариса, не заметив, что дочь уже ушла, оставив ее в одиночестве. — Так запросто обречь на смерть другого человека! Это даже не столько бесчувственность, сколько полнейшее отсутствие обычных человеческих качеств. Выродок! Как его только воспитывали?!

«Таким образом, — подумала Лариса, — смерть неизвестной мне Вероники обретает свое объяснение — девушка просто стала жертвой эксперимента Глазова-младшего. Он взорвал телефон, чтобы удостовериться в том, что его хотят убить. Кошмар!»

Лариса похолодела от ужаса, столкнувшись с таким полнейшим безразличием к человеческой жизни. Причем смерть девочки была совершенно бессмысленной…

Она пододвинула к себе телефон и позвонила Карташову.

* * *

Утро следующего дня настигло Ларису в больнице. Она хотела осведомиться о самочувствии Ольги, которую, как она узнала от Курочкина (который, в свою очередь, выяснил это у своего знакомого врача), уже перевели из реанимации в обычную палату.

Ларисе вновь пришлось надевать ужасный больничный халат и ковылять в спадающих с ног шлепанцах на четвертый этаж. По дороге она разговорилась со старенькой техничкой, которая, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, тоже поднималась наверх.

— Я к своей племяннице иду, — сказала Лариса, — в триста седьмую палату.

— Это которую сегодня-то перевели? Северцеву?

— Да, — удивилась Котова, — а вы ее знаете?

— Да я-то ее саму не знаю, но знаю, что ее сегодня утром со второго этажа привезли. Она первая новая больная за неделю — из тех, кто появился в триста седьмой. До этого там одни старухи лежали. Одна вот скончалась, место и освободилось. А так эту девчонку раньше бы куда-нибудь перевели. Туда, где было бы свободное место.

— А вы не знаете, как она себя чувствует? А то меня к ней не пускали, говорили, что посетителям нельзя в реанимацию.