Внизу наш дом

В склад моего аккомпаниатора часовой не пустил. Нет, ничего не сказал, но так укоризненно посмотрел… Я не стал напирать на своё начальственное положение – вопрос решался без нажима. То есть дверь распахнута, гитарист снаружи, а я внутри.

Взглянув на адмирала и старшего майора, по-прежнему сидящих на ящиках, махнул рукой краснофлотцу, чтобы начинал, и при первых же аккордах запел с выражением, старательно поднимая интонацию к концу каждого четверостишия.

Меня укусила акула,
Когда я стоял в океане,
Но я оставался спокоен,
Терпел, но закончил работу.
Потом прибежали ребята,
И эта акула узнала,
Что значат румяные парни
Из третьей ремонтной бригады.

Аквалангисты – это хорошо,

И взрослые знают, и дети,
Мы радость творим на планете,
Аквалангисты – это не игра.

Сиреневым пламенем дышат

Большие кирпичные домны,
Противник на нашу погибель
Готовит подводные лодки.
Но мы тоже люди не промах,
Мы прячемся в черные дыры,
У нас есть такие приборы,
Но мы вам про них не расскажем.

Аквалангисты – это хорошо,

И взрослые знают, и дети,
Мы радость творим на планете,
Аквалангисты – это не игра.

Когда мы выходим на берег,

То девочки радостно стонут,
И мы начинаем рассказы
Про разные трудности моря.
Но хватит, завыла сирена,
И мы быстро прыгаем в воду,
Мы жить не привыкли на суше,
Мы любим нырять и купаться.

– Не, летун, ты и под музыку петь не умеешь, – заключил морячок, повернулся и ушёл.

– Однако настроение мне уловить, кажется, удалось. В какой-то мере, Аркадий, эта песня отвечает и на твой вопрос. Подчинённый не подведёт командира, зная, что тот его не сдаст – если перевести на язык более распространённых понятий. – Исаков встал. – Простите, вынужден вас покинуть.

– Пропустить, – скомандовал я часовому.

– Где тут можно вздремнуть? – спросил Автандилович усталым голосом.

– Идёмте, провожу. Чай, проголодались с дороги. На кухне должна быть холодная перловка – её не очень любят, поэтому остаётся.

– Да, перекусить не помешает, – согласился старший майор.

«Какой-то он нынче одинокий – подумал я про себя. – Это ведь генеральское звание. При нем должен быть, как минимум, ординарец», – но ни о чём расспрашивать не стал.

* * *

Одно звено моего полка сидело в Браилове и одно в Галаце, а две эскадрильи – в Джурджулешти – постоянные вылеты на прикрытие войск держали нас в непрерывном напряжении – немцы пытались бомбить, а мы им не давали. Практически каждый вылет оказывался боевым, потому что служба наведения ударного корпуса наконец-то заработала нормально. Без дела нас не беспокоили и характер обнаруженной цели определяли качественно. Даже типы вражеских самолётов выучили и не путали.

Наши потери? Шесть самолётов и один погибший лётчик. Трое – в госпиталях. Безлошадных я командировал в Воронеж за новыми самолётами и… прибыло пополнение. К счастью, ребята, учившиеся в моей школе, то есть опытные и обученные. В период, когда полк был «раздет», требование на них ушло куда следует. Но удовлетворили его лишь отчасти – прислали всего семерых. Зато – сразу на самолётах. Такое, на моей памяти, случалось только где-то в сорок третьем, и то далеко не каждый раз.

Размышляя об этом, я невольно сравнивал реалии прошлого варианта своей жизни с нынешними – заметны отличия. Раньше как было: летчики отдельно, самолёты – отдельно. Обучение в полку зелёной молодёжи – в порядке вещей. А тут, словно сдвинулось что-то в вышних сферах.

Сам-то я сидел в Галаце на аэродроме подскока и почти всё время находился в штабе корпуса – это позволяло постоянно быть в курсе событий и выбирать оптимальные решения. Мои заместитель и начштаба прекрасно справлялись с хозяйством, оставляя возможность руководить боевой работой.

Румынская авиация совсем перестала появляться. Если бы ещё и немцы нас не беспокоили – вообще был бы курорт. Но и их активность снизилась. Утихли и бои на суше – похоже, обе стороны исчерпали силы и теперь…

Потом прибежали ребята,
И эти фашисты узнали,
Что значат румяные парни
Из третьей десантной бригады.