Вновь

— После обращения он включил устройство глушения всех частот на расстоянии тридцати метров. Мы не можем распознать взрывное устройство, детонатор подключен через провода, реакция от прямого влияния на контакт неизвестна. Мы можем видеть его лишь из дальних камер. Саперы ждут поблизости. Отвлекаешь Клота, они делают дело. Связи с нами не будет, значит, действуешь так долго, как можешь. Там много гражданских, он неспроста выбрал акушерское отделение.

— В смысле, вы не можете распознать устройство? Откуда…

— Все это он мог достать только из лаборатории, часть которой лежит в руинах! Перепись имущества у нас есть, но ничего схожего пока не обнаружено. Очередной пример излишней инициативности, либо, что не исключает первого, данная акция была спланирована. Следовательно, устройство создано в единственном виде, к тому же остается вопрос его внезапного появления в больнице!

На одном мониторе было повторение слов Клота, где он мельком показывает кейс с детонатором, на другом — кадры в реальном времени. Он стоит в коридоре с прозрачными стенами: с одной стороны — пара десятков матерей в положении, а с другой — уже новорожденные в окружении докторов. Сложно было понять отношение Бэккера к происходящему: неподдельное любопытство тонко соприкасалось с серьезной настороженностью. Молча, все время о чем-то задумываясь и тут же переключаясь на иную мысль, Бэккер раскрывался окружающим, и в частности Насте, с новой стороны. Она подошла к нему вплотную и почти прошептала, придавая словам высочайшее значение:

— Там сейчас мой папа — Игнат Нивенст. Я его знаю, он попытается помочь или что-то сделать.

Ее пронзительный взгляд сказал куда больше. Столько любви и страха за родного человека… Бэккера тронула ее искренность. Он кивнул, Настя сказала краткое «спасибо».

Бэккер смотрел на нее и честно признавал зависть, всерьез ценя те ее чувства и мысли за жизнь родителя, чего он сам в адрес своих вряд ли бы испытывал в аналогичной ситуации. А после ее разочарования из-за того, кем он на самом деле предстал, желание доказать свою пользу подало признаки жизни.

— Зачем ему ты? — Вопрос был у всех на уме, но почему-то откладывался, и вот полный переживания и страха Петя ожидал ответа, явно боясь за Клота больше, чем за Бэккера.

— Вот и узнает. — Козырев не оставил никому места для маневра или развития темы.

— Я пойду с ним.

Козырев обернулся к Оскару, приблизился в мертвой тишине и после недолгой зрительный борьбы с заведомо определенным победителем произнес необычно спокойно:

— Клот просил Бэккера. И если собрался спорить со мной, то я сделаю то, что делать не люблю, напомню, как ценю твое желание совершить правильный поступок. Но сейчас это рвение что-то доказать слишком опасно. Бэккером я готов рискнуть, но не потому, что он не мой сын, а потому, что от него нет пользы в обычное время. А от тебя, сын, есть. Я все сказал.

— У меня вопрос! — Бэккер словно хотел помочь разгрузить и без того сложную обстановку. — Это не Осколок ли у него, случаем, в чемодане?! — Он специально прибавил дерзости, но так, чтобы выглядеть чуть наигранно, ставя всем в укор за раннюю ложь, приправляя злобной улыбкой.

— Сейчас это не важно!

Настя вышла вперед Козырева, чуть ли не столкнувшись лбом с Бэккером.

— Если это Осколок, — размышляя, произносил Петя, — то волноваться не стоит. Для его детонации потребуется приличная энергия. В данный кейс еще и реактору не запихаешь.

— Предположение — непозволительная роскошь, — сказал строго Козырев, — А ты, если все пройдет гладко, получишь благодарности Монолита. Похвастаешь перед родителями!

15

Клот все так же топтался на месте: еле живой, поддерживаемый невидимыми силами в предсмертном состоянии. Бэккер шел к нему спокойно, внимательно разглядывая все вокруг и строя в голове план… какой-то план. Но когда Клот заметил его и выставил свободную руку вперед, времени на стратегию не осталось.

— Я думал, откажешься, — чуть ли не простонал болезненным голосом Клот, пока что-то делал в своем напульснике. — Человек с другой планеты, прародительницы нашего Монолита!

— Это Осколок у тебя? — Бэккер сохранял сдержанную осторожность.

Клот помахал перед ним правой рукой с зажатым детонатором и заговорил, глядя прямо в глаза, при этом порой скалясь и с трудом держа контроль над телом. В голосе происходила необычная борьба между ядовитой жестокостью и артистичным презрением.

— «Слово свидетеля непоколебимо сомнениями слушающих» — это слова Наставления, Бэккер. Мать и Отец создали нас в этом мире среди черноты, откуда даже других звезд не видно, оставили нам всем Наставление, которое вам было удобно забыть! Почему? Бэккер, почему вы противитесь истине наших создателей, тех, кто желал единения мира и созидания жизни?

Бэккер в момент напоминал Козырева тяжелым взглядом и нерушимой фигурой. Казалось, он так и будет тянуть время, но тут Клот заговорил о том, что не могло не пошатнуть его броню, зародив нездоровую интригу.