Внучка алхимика

И первым шагнул в открывшийся проем так же ловко, как Разумовский, проскользнув под полками.

– Николя! – услышал он голос матери, которая, в отличие от него, нагнулась с превеликим трудом. – Ты мог бы подать мне руку.

Вдвоем с Соней они помогли матери пройти в открытую дверь, и теперь все трое стояли на пороге комнаты.

"На пороге к богатству", как подумалось Соне.

– Ну и пылища! – сказала Мария Владиславна, скорее, чтобы не молчать.

– Это лаборатория деда? – спросил Николай. И голос его сорвался.

Женщины с удивлением посмотрели на него.

– Надо же, – пробормотала Соня, – а я подумала, что ты первым делом бросишься к золоту. Может ты боишься, что оно ненастоящее?

– Нет, я этого не боюсь. Ювелир, которому Леонид показывал слиток, знаком и мне. Он до сих пор ходит под впечатлением: золота такой высокой пробы он ещё не видел. Предлагал очень хорошие деньги за два слитка.

– Только два слитка? – удивилась княгиня. – А кому мы сможем продать остальное золото?

– Об этом потом, – буркнул Николай и внимательно посмотрел на отмытое Агриппиной бюро. Оно инородным телом смотрелось среди всей остальной немногочисленной мебели, все ещё покрытой слоем пыли.

– Ты здесь что-то искала, – утвердительно сказал он сестре. – И, думается мне, нашла.

– Нашла. Дневник деда, – нехотя призналась Соня.

– Я тоже хочу его посмотреть.

Такого от брата она никак не ожидала. Когда это его волновали какие-то старинные документы и записи? Разве неясно, что в семье один историк Соня.

– Николя! – в голове её отчетливо звучала обида. – Но я сама его ещё не читала!.. Может, ты сначала посмотришь книгу?

– Так ты взяла и книгу? – князь осуждающе взглянул на сестру. Решила, значит, что меня и вправду кроме золота ничего интересовать не может?

– Но дети. – княгиня поспешила погасить разгорающийся огонь, – неужели вы станете ссориться из-за такой ерунды?

– Ты же знаешь, это первые собственноручные записи деда, – жалобно проговорила Соня. – О нем почти ничего неизвестно, а ведь он наш ближайший предок!

– Что поделаешь, – на этот раз наши с тобой интересы пересеклись, – жёстко сказал Николай. – Впрочем, если хочешь, ты можешь снять с него копию. Как-нибудь потом.

– Ты оставишь мне дневник хотя бы на два дня? – Соня готова была расплакаться.

– Я оставлю его тебе на неделю, – великодушно махнул рукой брат. – Потом я уйду в отпуск, и тут уж не обессудь… А теперь показывай, наконец, где оно, дедово золото?

Некоторое время спустя Астаховы втроем сидели в гостиной и пили чай. Впрочем, на столе было достаточно еды, чтобы как следует насытиться. Так что Николай заодно и обедал. Возле его левой руки лежали два отмытых и отчищенных золотых слитка, которых он словно невзначай касался локтем – все старался убедиться, что это не мираж.

– Продадим слитки Гольдману, – говорил своим домочадцам князь, – и первым делом купим себе карету.

– Карету? – удивилась Мария Владиславна. – Столько времени обходились, и вдруг такая поспешность.

– Не скажите, маменька, карета – это облик аристократии. Тем более обидно её не иметь, что у нас есть герб, хотя и изрядно потускневший без долгого применения.

– На лазоревом поле летящий золотой сокол и девиз "Semper in motu!", – мечтательно проговорила Соня: все, что касалось геральдики несказанно волновало её. – Когда-то, ещё во времена раннего христианства, такой сокол спас от костра нашу очень далекую прабабку, обвиненную в ведьмачестве.

– И ты знаешь, как это происходило? – заинтересованно спросил Николай.

– В семейной летописи Астаховых есть упоминание о том, как прабабку молодую женщину по имени Любава – некие монахи повлекли на костер, а её сокол полетел за подмогой к возлюбленному Любавы; спасители подоспели вовремя. Клички сокола история не сохранила, хотя поначалу я думала, что она каким-то образом вкраплена в девиз – на все лады латинские слова и так, и эдак вертела…

– Но тогда девиз не слишком соответствует твоему рассказу.

– Потом я пришла к мнению, что тот, кто его придумывал, – девиз, имею в виду, – вовсе не был знаком с историей рода, а посчитал летящего сокола, упоминавшегося в летописи, как спаситель, символом движения. По-моему, это тоже неплохо. Движение – есть жизнь…

– Умная ты наша! – насмешливо проговорил Николай; впервые знания сестры задели его за живое. Почему он об этом не знал прежде. Было бы, о чём хоть рассказать однополчанам, когда не шёл разговор о деньгах.

Княгиня, подперев щеку рукой, слушала разговоры своих детей и тихо млела. То, о чём она всегда мечтала, сбылось. Теперь Астаховы спокойно обсуждают покупку кареты, хотя совсем недавно не могли себе позволить даже купить новую одежду. Вот только почему так болит её сердце? Неужели это бывает от радости?..