Внучка алхимика

Григорий явно чего-то не договаривал, и от того княжна чувствовала себя как бы используемой им втемную. То есть, он не просто помогал ей, потому что она – соотечественница или хорошая знакомая, а потому, что их интересы вроде бы совпадали. Получалось, что у неё всего два выхода: либо поверить Тредиаковскому, подчиниться и делать всё по его подсказке или не верить и тогда подвергать сомнению каждое произнесенное им слово, а, значит, не иметь покоя и самой.

В общем, она решила испробовать первый выход. Как говорится, бог не выдаст, свинья не съест! Подвергать ежеминутному сомнению свою единственную надежду казалось просто неразумным. Даже если Тредиаковский преследует какую-то свою цель, пусть, Соня поможет ему, а уж там и он поможет ей!

Но, при всём, при том удивляться ей пришлось ещё не раз.

"По одному адресу" – оказалось в неприметном домишке на окраине Дежансона, противоположной той, с которой в город во второй раз входила княжна.

Вначале Григорий, извинившись, оставил её одну на улице, а потом вышла какая-то молодая женщина с худощавым неприметным лицом и позвала её в дом.

– Полет, – представилась она, – меня попросили развлекать вас, пока наши мужья поговорят о своих делах.

Она улыбнулась, и улыбка словно по-новому осветила её лицо; небольшие, миндалевидные глаза женщины засияли, а бледные губы хоть и не стали казаться ярче, но как-то гармонично дополнили её милую улыбку.

"Так вот каков он, шарм французских женщин", – подумала Соня, проникаясь к Полет симпатией. – Открытая улыбка, ясные глаза, приветливость и отсутствие всяческой церемонности".

– Мужчины – нестареющие мальчишки, – продолжала та, подмигивая Соне, будто они были двумя заговорщицами. – Обожают всяческие тайны, и уединяются, чтобы поговорить о них, и принимают всяческие меры предосторожности, будто мы непременно захотим их подслушать. А мы станем делать вид, что относимся к этому очень серьезно.

Княжна просидела с Полет больше часа, но время пролетело так быстро, что когда наконец появился Тредиаковский и сообщил, что всё в порядке, Соня почувствовала даже некое разочарование. У неё в жизни было так мало подруг, но с Полет она могла бы подружиться.

Потом они с Григорием зашли в магазин, где Соня купила ещё кое-какую одежду, а оставшееся в огромном чемодане пространство заполнили весьма уродливые кружки и кубки, толстые Венеры и пузатые Аполлоны. То, мимо чего прежде Софья проходила, не обращая внимания. Но Григорий оказался прав: после упаковки этих глиняных уродцев чемодан так потяжелел, что наверх в комнаты его тащили двое слуг, пыхтя и отдуваясь.

– Я переговорил с метрдотелем "Золотого льва", – сказал Григорий Соне, когда дал слугам по монетке и отпустил их; когда он это успел, для княжны оказалось загадкой. – Сейчас он пришлёт вам горничную, которая поможет разобрать чемодан.

– Тогда мне надо будет вынуть из него этих глиняных уродцев, – заторопилась Соня.

– Ни в коем случае! – воскликнул Тредиаковский. – Эти, как вы говорите, уродцы тоже сыграют на ваш образ – недалекой русской аристократки, капризной и вздорной. Это будет ваш первый экзамен. Прошу вас, не стесняйтесь, и обращайтесь со мной самым беззастенчивым образом.

– Но я не смогу!

– Поздно. Слышите, ваша горничная уже подходит к двери.

Отчего-то Соня на него разозлилась. Почему ему понадобилось делать её именно недалекой. Даже играть роль женщины неприятной княжне не хотелось, но, как она сама сказала, у неё не было выбора.

Горничная оказалась этакой молоденькой кошечкой, расторопной и понятливой. По тому, как она взглянула на Григория, как дернула плечиком и будто невзначай провела по тонкой талии, было понятно, что она привыкла к вниманию мужчин.

Впрочем, всё это проделала она ловко, как бы мимоходом, и если бы Соня за нею не наблюдала, то, наверное, будучи и в самом деле такой стервой, какой старалась казаться, она этого попросту бы не заметила.

– Мадам, меня звать Иветта, и меня прислали вам помочь. Не подскажите, что я могу сделать для вас в первую очередь.

– Разобрать чемодан, – Соня ткнула в него пальцем, со стоном падая в кресло; она тут же явно перестала замечать Иветту и капризно протянула Григорию. – Дорогой, налей мне воды, у меня страшно болит голова!

– Давайте я налью, – вызвалась Иветта.

– Вы, душенька, занимайтесь тем, чем я сказала, – холодно отпарировала Соня. – А потом вы приготовите мне ванну. Имейте в виду, я не люблю горячую воду!

– Хорошо, мадам, я всё поняла, мадам, – засуетилась Иветта, открывая чемодан и со стуком извлекая на свет глиняные фигуры.

– Дорогой! – с нажимом повторила Софья, и любой услышал бы в её голосе нотки надвигающейся истерики. – Кажется, я просила у тебя воды.

– Да, любимая, минуточку!

Теперь засуетился и Тредиаковский.

– Ты давно бы мог это сделать, если бы не пялился на прислугу! – гневно фыркнула она, едва пригубив бокал. – Что ты находишь в этих безмозглых вульгарных созданиях?