Внучка берендеева. Третий лишний

— Подарок? — уточнила Велимира, пряча улыбку в букетике — пахли одуряюще. — По сердцу.

— А этот? — Колечко лежало на смуглой ладони. Серебряное. Простенькое. И в то же время… магией от него веяло. Силой первозданною.

— Ты же знаешь, нам не позволят…

— А если мы не будем соизволения спрашивать? — Он больше не улыбался, но глядел серьезно. И от этого взгляда немым криком кричать хотелось.

Замуж за азарина? Батюшка проклянет. И ее, и детей ее, если родятся после проклятия дети… слово отцовское крепко, а если найдет кого, чтоб на крови это слово завязать… а он найдет, постарается…

— Не будем? А жить-то как?

— Обыкновенно. Уедем.

— Куда?

— В горы. В горах дела нет, кто ты и откуда… дом поставим. Я сумею. Веришь?

Верила. И надежда вспыхнула костром ночным. Но отгорела.

— Найдут ведь.

— Это если искать станут.

И Кирей вдруг оказался рядом, обнял, прижал к себе, будто боялся, что исчезнет она. И сладко стало, и страшно — он уйдет, а Велимире жить.

— Я вот чего придумал. — Дрогнула тонкая серьга, чужим дыханием потревожена. — Если не побоишься…

То, что он говорил, было безумием.

Но надежда… надежда ярче разгоралась.

А ведь получится… может получиться… и если так… не она ли, Велимира, просила в ночь березовую свободы? Не она ли клялась себе не упустить самого крохотного шанса, не она ли…

…она.

И не упустит.

— Ты… ты пойдешь на такое?

— Если ты пойдешь со мной. — И вновь колечко протянул: — Возьми.

Примерь.

Оно обовьет палец горячею огненною силой. Оно убережет от глаза дурного и спрячется меж иных перстней. Оно… оно позволит надежде жить.

И если так, то, глядишь, и получится все.

Ждать-то уже недолго.

— Так пойдешь?

— В горы? — Велимира взяла кольцо.

— В горы… они до небес подымаются. А небеса там синие, высокие. Говорят, на рассвете огнями всеми играют… и орлы там водятся огроменные, под крылом — дом укроется…

Он рассказывал про горы и про орлов. Про дом, который поставит для Велимиры, и про жизнь ее, иную, где она будет всенепременно счастлива… иначе ведь зачем?

И она слушала.

Верила.

Сжимала серебряное колечко залогом… ждать? Она дождется. И вправду ведь недолго осталось.

Гребень застрял в рыжих космах Елисея. Он дернул, выдирая несколько волосков, и в раздражении отшвырнул в сторону.

Что происходило?

Он перестал слышать Ерему, зато начал — луну, пусть эта луна давно уже истончилась.

А брат врал.

Говорил, глядел в глаза и врал.

Но если хотя бы слово из сказанного им правда, то… Елисей свободен? Он поднял взгляд в темное небо и нахмурился. Скоро проверит. И лучше бы остальным, которые тревожно, но спали, быть подальше… Ерема улыбается. Счастлив? Доволен собой?

А Емелька насуплен, сосредоточен. Вновь с огнем борется?

Егор кулаки сжал. Губы — что нитки… воюет. Евстигней ногою дергает. Поздно явился. Где был? Не спрашивай — и не соврут. Весь вечер ножи свои выглаживал, ласкал… бестолочь. А вот Еська так и не лег. Сидит на подоконнике, в небо пялится. Увидел, что смотрят, и повернулся, подмигнул. Мол, вот и у нас секреты появились. Сумеем ли сохранить?

Недолго.

Гребень под подушкой чувствовался, и Щучка выкинула его на пол. Тоже дурища, гадать вздумала… на жениха… вон, муж имеется.

И нож заговоренный. Всего-то надобно, что в шею воткнуть, в то место, которое ей старый Берзень показывал, чтобы перерубилась жила кровяная. Тогда уж не спасут…

…в постель уложить.

Мужики до этого дела охочие, ей ли не знать. Видела в дурном доме, как шалеют от голых сисек да вина… и этот ничем не лучше.

Клинок лежал в ладони.

Махонький.

Один удар — и свобода. Тот, кто нож поднес — Щучка, сколь ни пыталась, не могла вспомнить его лица, — с ножом и перстень отцовский передал, а значит, слово его — слово Безликого. Попробуй ослушаться.

Рискни.

Рисковать?

Чего ради? Кроме клинка ей кошель с золотом вручили. И еще один. И, что важней, страничку, на которой написано, как клеймо с лица свести. Простенький обряд… решайся, девка. И будешь свободна.

Уйдешь из города…

…или нет? Зачем уходить? В другой конец перебраться. Лето близко, а там и в Акадэмию набор. Без клейма-то она пройдет.

Выучится.

Магичкой станет. А магикам никто не указ…

Щучка закрыла глаза и провела пальцами по острию клинка… что бритва… больно не будет… он и понять-то ничего не успеет… если она решится.

Она ведь решится?

Уже почти.

Гребень пах сандалом, и Кеншо-авар поморщился, отстранил руку рабыни, которая поспешно отступила в тень.

Не спалось.

Здесь иначе. Тесно. Душно. И воняет городом. А в степях приволье… в степях бы он живо показал наглому мальчишке, чего стоит он вместе со своим даром. У других и род не хуже, и дар не плоше.

В степях…

Полыхнуло б однажды, занялось бы так, что и камни, которым попасть довелось в огненную круговерть, зарыдали бы… а тут… сиди.

Пей вино.

Любуйся на танцовщицу, что вьется змеей, улыбайся и жди, когда захлестнет шею шелковая петля. И ведь мальчишка-то знает ответ, но не скажет.

Если даже пытать — не скажет.

Но попробуй такого тронь. Слово кагана его бережет. Дар… от таких даров и приключается бессонница, которую ни танцовщицам, ни наложницам не одолеть.

Домой бы…