От же, я стою столпом соляным, словечка вымолвить не способная. И стыдно — страсть, и жутко. А ну как поведет нас Архип Полуэктович да из нонешнего кабинету в другой, ректорский. И расскажет, что было. И тут уж не обойдешься ни конюшнями, ни целительницами: выставят за вороты Акадэмии, а дар запечатают, чтоб, значит, магическое высокое звание не позорила и силу, Божиней даденую, во зло не пользовала.
И правы будут.
— Вы, Архип Полуэктович, ведь тоже не случайно сюда явились. Дверь вот вскрыли… сомневаюсь, чтобы ключом, Марьяной Ивановной даденым. И скажите, прознай она, кому сильней достанется…
— Вот… — от оплеухи Еська согнулся. — Холера лихая… что нашли?
— А давайте меняться?
— Выгоню.
— Не выгоните. Могли б, давно выставили б, не меня, так Зославу…
Архип Полуэктович от этакое наглости только крякнул и пальцем погрозил:
— Не зарывайся.
— Не зарываюсь я, — Еська затылок поскреб. — Я, может, собой для общего блага жертвую. Или, думаете, приятно сидеть на заднице и ждать, когда убивать станут? и хорошо, если за мной явятся. Я-то что? Пожил и ладно. Воровская удача короткая, а жизнь и вовсе не длинней веревки конопляной. Но братья — тут другое… можете злиться. Грозиться. Запереть… надолго не выйдет. Нет еще такого замка, чтоб Еська Левша не совладал…
— Ишь распелся, — Архип Полуэктович покачал головой и меня поманил. — Зосенька, будь добра, глянь чаечек… хорош?
Я икнула.
Хорош ли? Уж не собрался ли он взаправду чаевничать туточки? Время-то идеть, того и гляди хозяйка объявится. Буде она радая гостям таким? Ох сомневаюся.
Но спорить не посмела.
Не Еська я. Трусовата, стало быть…
Подошла к столу. Глянула…
— На вот, — Архип Полуэктович платочек протянул из сукна тоненького да вьюнками шитого. — Если чего взять захочешь, то через платочек.
А работа тонкая.
Вьюнки, что живые. Листики о пяти нитках зеленого, а колокольцы цветов и вовсе не белые, не ружовые — с переливами жемчужными. Долгехонько кто-то над платочком этим сидел.
С любовью шил.
Стежок к стежку клал.
— Чай… — я платочек приняла осторожно, мнится, если испорчу, не обрадуется Архип Полуэктович. Он и без того не особо радый, стоит вон над Еською, покачивается, что тополь под ветром. Того и гляди рухнет. — Чай… травяной…
Я сняла бабу о широкой юбке, под которою белый парпоровый чайничек прятался. Надо же, и у нас такая есть… ну почти такая… кто ж куклу кухонную, назначение которой тепло беречь, каменьями драгоценными украшает?
Крышечку подняла.
Вдохнула.
Травы… как есть травы… липу чую. Липовый чай светел и сладок, от него в душе успокоение наступает. Мята — сердце растревоженное угомонит. Душица, малина…
Я называла траву за травой.
Много их было… как-то даже чересчур много. Душица вот малину забьет, а липовый цвет с вишневыми ветками да яблоками сушеными вовсе мешать неможно. Будет чай сладок до горечи.
Только…
Я капнула капельку на ладонь.
Растерла пальцами.
— Марьин корень, — сказала с удивлением, потому как кидать его в чай — глупство. Только чай портить. Марьин корень и горек, и настой дает мутный, а пользы от него… никакой пользы и не припомню. Он в притирках хорош, которые от больных ног или чтоб дышать жженым, когда лихоманка мучит.
Но чай…
— Молодец, Зосенька. А теперь вареньице попробуй, только осторожно…
Архип Полуэктович самолично чайничек прикрыл и куклу поверху усадил аккуратне. Варенье? То, смородиновое, с медом и мятою, которое Марьяна Ивановна дюже нахваливало. Я и попробовала.
Капелюшечку.
Ох и сладкое!
Ажно зубы сводит, до чего сладкое… и за сладостью этою вновь мерещится… нет, не марьин корень. Горечавник. От же ж! Зачем портить продукту? Иль случайно угодил? Нет, помнится, Марьяна Ивановна, про травы сказываючи, все повторяла. Дескать, аккуратней быть надобно.
Следить.
Травы всякие случаются, и горе тому, кто вех с морковкою попутает… а сама в варенье горечавникового отвару.
— А теперь, Зославушка, скажи, что будет, если горечавник да марьин корень вместе сложить?
Не ведаю.
— Еще цвет зимней яблони нужен, — тихо произнес Еська. — И заклятье простенькое… ей этого знать неоткуда. А наши… коты… так их называли… девок выискивают, которые из хорошего дома… знакомятся… мол, купцов сын. Или еще приказчик. Мастеровой… кто на что горазд. Главное, чтоб голову задурить. Если сама задурится, то ладно. А упрямится станет, дадут леденца такого, сладенького, медового. Поешь и язык вперед разума бежит. Все выскажет. И сколько людей в доме. И когда хозяева в отлучке бывают, и кто сторожит, где добро хранится… потом и остается, что погодить и обнести.
Я едва ложечку не выронила.
И вареньем тем на платочек капнула.
Это ж выходит…
— Само бы зелье Люциана сразу почуяла, — Архип Полуэктович за рученьку меня взял да к столу развернул. — А вот если отдельные компоненты… она умница, но когда на взводе, невнимательной делается. Ты ее, знаю, крепко разозлил. Вот Марьяна и воспользовалась. Знать бы, о чем говорили.
— А вы у Зоси спросите. Она слушала, — Еська мне подмигнул.