Лойко устроился по одну сторону двери. Ильюшка – по другую. Ни дать ни взять – истуканы каменные, каковых у лестниц всяких ставят красоты ради. Хотя в истуканах, конечно, красоты поболе будет. У Ильюшки на физии тоска с обидою. А у Лойко глаз заплыл…
Когда успел?
Не ведаю. И пытать не стану. Не моего ума дело.
Кирей на подоконнике устроился, еле-еле втиснулся, он-то длиннющий, а подоконник – узенький, не повернуться. И глядит не на царевичей, на улицу, будто бы вовсе неинтересно ему, чего творится.
– Присядь куда, – Еська обвел комнатушку. – И тихо, ладно? Если кому чего и захочется сказать – все потом…
Я кивнула.
Помню.
И с памяти той не с пустыми руками явилась. Был у меня рецепт одного отвару, простенький навроде, но после тяжкой работы аль болезни – самое оно. И сил прибудет, и слабость отступит.
– Вот, – я Еське флягу протянула. – Дадите после… он лучше того, которым вы выпаиваете.
Еська флягу принял.
Понюхал.
Капнул на ладонь. Лизнул. Экий недоверчивый.
– Спасибо, – сказал Елисей. – А теперь тише, если не хотите пропустить самое интересное…
Я уже видела то, что дальше происходило. Пергамент. Камушки. Руки, над ними протянутые. Волос, сгоревший в свече.
Тишина.
И голоса.
– Что, Люци, теперь скажешь? Тоже чья-то шутка? – Ныне Архип Полуэктович и не думал раздражения скрывать.
– Вполне возможно.
Люциана Береславовна говорила тихо, и сомнения в голосе ее явственно слышались.
– Я этому шутнику… – Фрол Аксютович тяжко вздохнул. – Следует признать, что для шутки это несколько… извращенно.
– У студиозусов с чувством юмора всегда были проблемы.
Я отчегой-то представила Люциану Береславовну в ея роскошном убранстве, в шубке соболиной долгополой с атласным подбоем. Как она в этое шубке, в чоботах, бисером шитых, да по грязюке пробирается, кляня на чем свет стоит и Архипа Полуэктовича, каковой полосу устроил, и всех студиозусов разом.
– А еще с концентрацией и силой, – заметил Фрол Аксютович.
Вот уж кому ни дождь, ни грязюка нипочем были.
– Если ты, наконец, дашь себе труд подумать…
Люциана Береславовна фыркнула, что кошка.
– …то заметишь, что наш… шутник не просто поставил ловушку. Он сделал наводку по ауре, а это – уровень выпускника как минимум. Прибавь к этому энергию, которую в заклятье закачали… сколько уже стоит?
– Да с полчаса точно, – отозвался Архип Полуэктович.
– И еще столько, думаю, продержится. У тебя вот, Люци, не обижайся, но сил на подобную шутку не хватит.
– То есть мне можно вздохнуть спокойно? Ты меня больше не подозреваешь?
– А с чего ты взяла, что я тебя подозревал?
– Ты же вчера заглядывал в гости к Марьяне. А поскольку особой любви между вами не водится, я и решила, что ты обо мне спрашивал. И что старая гадюка ответила?
– Напрасно ты так. Она тебе очень сочувствует… почему ты не сказала, что дым ядовит для берендеев?
– Божиня милосердная! Для берендеев! Именно что для берендеев, Фрол! А их крови в девчонке четвертушка! И три четверти – человеческой. И думаешь, я бы ее отпустила, если бы ей и вправду что-то угрожало?
– Ты должна была сказать…
– Да нечего говорить было! Нечего!
– Успокойся.
– О, я спокойна… я совершенно спокойна… и поверь, вздумай я избавиться от вашей… красавицы, – Люциана Береславовна произнесла сие с нескрываемым презрением, – она бы просто скончалась. Сердце там отказало бы… или еще какая напасть приключилась бы. И эта смерть выглядела бы совершенно естественной.
Мне ажно поплохело.
И вспомнилася тетка Алевтина с ея травами.
А ведь Люциана Береславовна мало меньше знает. И пусть силой ея Божиня не наделила, зато умения она редкостного.
Я ажно косу от волнения прикусила.
– Люци, я ни в чем тебя не подозреваю, – устало произнес Фрол Аксютович.
– Конечно, ты просто мне не веришь…
– Хватит уже… у Люцианы сил бы не хватило. Да и не ее стихия – огонь. Ей и вправду было бы проще воспользоваться травами…
– Тогда кто?
– Очевидно. Ты или я.
– Или азары.
Это Люциана Береславовна произнесла тихо, но Кирей услышал. Потянулся лениво, а глаза нехорошо так блеснули.
– Люци…
– И вправду хватит, – ныне ее голос звучал устало. – Архип, зачем тебе убивать девчонку, и таким извращенным способом? Нет, я помню, что с начертательной магией у тебя были проблемы, но не настолько же, чтобы превысить допустимый порог силы в пять-шесть раз. Неэкономно. А ты, Фролушка, с аурой работать так и не научился. Да и с твоими талантами ставить топорную ловушку…
Она фыркнула.
– А вот азары… сил теперь у обоих с избытком, умения же… хватило бы, чтобы следы подчистить, но и только.
Кирей сполз с подоконника и кошачьим мягким шагом двинулся ко мне.
– Зачем им?
– Не знаю. А тебе зачем? Или Архипу? Марьяна… я ее терпеть не могу… она тогда многое испоганила, но опять же, она слишком умна, чтобы ставить ловушки, которые бы первокурсники почуяли. Да и огонь… ты прав, не наша стихия. Определенно, не ее… и манера. Она любит исподтишка гадить, как тогда…
– Ты до конца жизни вспоминать собираешься?
– Собираюсь. Если она думает, что забуду, то зря. Такое не забывают. Но мы не о ней. Ставлю на старшего…
Киреева легкая рука легла мне на плечо.
Он наклонился.