Выше всех, конечно, стояли холеные чемпионы пород, призеры разных выставок — гордость и ценность для хозяев. Они имели право на все, что в принципе позволено собакам. И все остальные их собратья молча признавали эти права, хотя при случае могли и вцепиться в холеную шерсть аристократии. Арчи знал, что ему было уготовано место именно тут, на собачьем олимпе. Но нисколько не тосковал о нем, не сожалел о неполученных медалях и титулах. Он давно уже понял, что это в жизни не самое главное. Самое главное было то, что он потерял свое место подле Хозяина. А собака без хозяина — это вроде как полсобаки. А может, и меньше.
Ниже чемпионов породы в иерархии шли собаки служебные — милицейские, розыскные, поводыри для слепых, охранники всех пород. Эти были не только при хозяевах, но и при деле, серьезность которого невозможно было оспаривать. И несмотря на то, что жизнь этих собак была суровой и полной испытаний и невзгод, Арчи и сам считал их настоящей элитой. Если он и мечтал вернуться к Хозяевам, то предпочел бы этот суровый труд, а не идиотские собачьи выставки и соревнования в красоте экстерьера.
Еще ниже уровнем шли собаки дворовые — бесхитростные дворняги, сидевшие на привязи у хозяйского дома или склада, несущие ночной караул за миску супа или обглоданную хозяевами кость. Арчи на собственном опыте знал, что эти прикованные невольники бывают и необыкновенно злыми, и столь же невероятно добрыми и отзывчивыми. Однажды в лютый мороз его пустил в свою будку старый пес, охранявший продуктовые склады в воинской части. Если бы не он, оголодавший Арчи просто замерз бы в ту ночь. А старик не только дал ему кров, но и поделился кашей, правда примерзшей к миске. Но все же это была хоть какая-то еда…
Ступенькой ниже Арчи ставил себя самого и свою свору. Как и прочие стаи брошенных или потерявшихся собак. Правда, они тоже были разными. Одни прибивались к какому-нибудь человеческому сообществу — на рынке, свалке, при торговом центре. И не то чтобы попрошайничали, но готовы были оказать мелкие услуги. А за это их подкармливали, хотя на службу и не брали. Другие сбивались в стаи почти по-волчьи и уходили в леса. Охотились на мелкую лесную живность, не гнушались нападать на домашний скот, который содержали дачники или одинокие старики в деревнях. Порой рвали даже дворовых собак, и не всегда с голоду, а так, от звериной злобы на более удачливых соплеменников. В общем, разбойничали. Иногда люди объявляли им настоящую войну и либо истребляли всех до одного, либо изгоняли в другие, еще более лесные места. Арчи не мог осуждать разбойников — в большинстве своем эти собаки столько натерпелись от горемычной судьбы и злых людей, что уже не верили им. Но сам для себя он такой выбор сделать не мог.
Еще ниже в собачьей иерархии стояли собачки домашние — патлатые болонки, психованные пудельки, мелкие шавочки, которых носили за собой, водили на блестящих поводках и вообще нянчились с ними, как с игрушками. Настоящие собаки их за собратьев не считали, но и особого вреда от них не видели.
И в самом низу собачьего сообщества болтались приживалы. Так Арчи называл собак, которые обитали где-нибудь у автостоянок или конечных станций метро. Там всегда находились заботливые торговки или старушки из окрестных домов, которые кидали бездомным псам еду — пропавшую колбасу, старую кашу, а то и приносили прокисший суп в пакете из-под молока.
Приживалы не голодали, напротив, от лишней еды и безделья они жирели, болели, день и ночь напролет валялись у вентиляционных решеток метро или прямо под ногами у прохожих на теплых крышках люков канализации. Прохожие их не боялись, просто старались обходить стороной пыльные неподвижные туши, покрытые болячками и расчесами. Иногда их, правда, гоняли мамаши, опасавшиеся, что дети могут подцепить какую-нибудь заразу. Но в общем, эти собаки, потерявшие морду, вызывали лишь брезгливость и презрение…
Арчи лениво перебирал в памяти знакомых псов. Если новый Хозяин не вернется из этого странного дома, то, скорее всего, придется вернуться в стаю. Ну что же, лапа уже почти не болит, а стая его наверняка ждет…
В Москву приехали ночью, но на Ленинградском было светло от фонарей и фар, ярко обозначавших поток машин. Варейко пробежал под мостом и ходко затрусил вверх по проспекту. Через полчаса они неразлучной парой — впереди Варейко, в сотне метров за ним Арчи — вошли во двор на Новой Башиловке.
Арчи вмиг узнал все запахи двора — бензин, отходы из мусорных контейнеров, следы от множества собак в чахлом скверике, сырая штукатурка из подвала, краска от свежепокрашенных дверей, затоптанные окурки рядом с ними. Смесь запахов была знакомой и по другим местам, но все же в ней было и нечто особенное — к ней примешивался запах Хозяина.
Враг постоял у подъезда, нервно куря сигарету, зажатую в кулаке, покрутил головой. Видно ничего опасного не заметив, развинченной походкой подошел к джипу Стаса, быстро открыл дверь со стороны водителя, сел и завел мотор.