Внучкин

Мало-помалу Внучкин сделался важным человеком волости. Крестьяне поняли, каков он, и ни один из них так ‹никого› не боялся, как Внучкина, потому что Внучкин все дела обделывал. Если крестьянин жаловался губернатору на волостное правление, от волостного правления, через разные присутственные места, требовали донесения, а донесения сочинял Внучкин. И не только крестьяне боялись его, но не смели с ним ссориться даже старшина, старосты и тому подобные лица, потому что Внучкин так их запутал по одному рекрутскому делу, что они не смели и пикнуть. С ним даже ничего не мог сделать окружный начальник, гроза волости. Этот начальник всегда получал исправно подарки, а получивши по какому-нибудь делу крупный подарок, он держал сторону волостного правления. И как он ни старался подкопаться под писаря, ничего не мог с ним сделать. Внучкин всегда был трезв, всегда встречал и провожал начальника с почетом; канцелярская формальность всегда была соблюдена как следует.

Приезжает окружный в село, его встречает Внучкин без шапки.

— А! погоди же ты, подлец, упеку я тебя в Сибирь. В правление!

«Ладно, — думает Внучкин: — кто кого упекет». И идет в правление.

— Жеребьеный список! — кричит окружный.

Внучкин подает ему тетрадь. Окружный перелистывает.

— Почему не Фома Панютин попал?

— Не могу знать: так жеребий вышел.

— Я тебе покажу жеребий, свинья. Не Илья Степанов попал, а Фома Панютин.

— На другой странице объяснение есть…

— Я тебе покажу объяснение… — Перевертывает окружный лист, там лежит кредитный билет.

— Свинья! — скажет окружный и улыбнется. — А как ты думаешь, Внучкин: можно пощупать старшину?

— Можно-с.

— Ну-ко, как?

— По постройке плотин-с.

Или вдруг получает Внучкин бумагу, которая требует объяснения по чему-нибудь. Идет Внучкин к старшине, Проворит: так и так, лесничий донес, что крестьяне много лесу рубят, а ты сколько дерев-то сплавил? Поди, не одну сотни зашиб.

— Да ведь сам лесничий рубит тоже.

— А вот теперь крестьяне на тебя жалуются, и потянут нас с тобой.

Даст старшина сто рублей писарю и пошлет его к окружному да лесничему, те и возьмут деньги, да еще чаем напоят Внучкина.

Даже сам управляющий палаты имуществ отзывался, что лучше Петровской волости во всей губернии ни одной нет, и выхлопотал Внучкину медаль за усердие. И до сих бы пор Внучкин царствовал в селе, да черт сунул в село ревизора из Питера. Ревизор, как ревизор, был человек строгий, казался соблюдающим интересы крестьян. Еще до приезда его в село было известно, что управляющий палаты подал в отставку, а окружный предан суду. По ревизии ревизор ничего не нашел худого в волости, да крестьяне попросили ревизора сменить начальство.

— Почему сменить? у них все исправно, — сказав ревизор.

— Они, ваше превосходительство, всегда всем недовольны, — сказал Внучкин.

Все бы ладно, да черт подсунул Внучкина предложить ревизору пакет.

— Это что? — закричал ревизор.

— Благодарность от крестьян.

— А! — сказал ревизор, пакета не взял и уехал, а через месяц из палаты имуществ получилась бумага: назначить из волости нового писаря.

Однако нового писаря не избрали. Внучкин подписывался: Власов — и исправлял свое дело до тех пор, пока не донес на Внучкина становой. Затребовали из волости объяснение, потом потребовали в палату Внучкина. Внучкин объяснил, что он уже год как не состоит на должности, и подал рапорт Петровского сельского общества об избрании его сельским заседателем.

Дело, конечно, не обошлось без денег, и Внучкина выбрали сельским заседателем, но в этом звании он пробыл только месяц. Позвали его в земской суд, он вошел в присутствие.

— Что тебе надо?

— Я сельский заседатель. Меня звали.

— Можешь в прихожей сидеть.

— По закону я должен в присутствии быть.

— Ax ты, негодяй! Он еще говорит! Пошел вон и жди, когда дадут тебе подписать бумагу.

— А не пойду.

И Внучкина скоро уволили с тем, чтобы впредь ни на какие должности не определять.

Думал-думал Внучкин: чем бы ему заняться? На должности не определяют; торговлей заняться — невыгодно, да и как-то постыдно после такой должности торговать: «Еще будут говорить, что я на воровские деньги торгую». А капиталу у него накоплено немного.

В марте месяце приехал к нему приказчик из какого-то завода за наймом бурлаков. Разговорились о том, что ныне трудно жить честно; каждый рассказывал разные приделки начальства.

— Ну, я бы на твоем месте не усидел. Поехал бы я в Нагорск, там ныне пароходы строятся, — говорил приказчик.

— В самом деле! — И Внучкин, оставив жену и двух детей, поехал в Нагорск.

III

В Нагорске Внучкин прожил два месяца. Много ему в это время пришлось обтоптать полов в прихожих пароходовладельцев, управляющих и разных конторщиков, где на него даже и глядеть не хотели. Задор его берет, а ехать назад ему не хочется.

Жил он на квартире у одного мещанина-подрядчика; там же жили двое писцов одной пароходной конторы. Оба они носили сюртуки, брили бороды. Внучкин решил, что надо познакомиться с ними, и раз вечером, напомадивши волосы, расфрантившись, пошел к ним попросить книжечки почитать от скуки.

— Мое почтение, — сказал он, входя к ним.