Внук кавалергарда

— У меня рупь есть, — после минутного молчания виновато обронил Генка.

— А у меня сорок семь копеек, — торопливо выпалил Юрка, еще не понимая, куда клонит друг своей бешеной суммой.

— Ну и што? — вытирая мокрые глаза рукавом рубахи, безразлично выдохнул рыжий. — А у меня денег нет, — сообщил он с каким-то бахвальством.

— Да я к чему, — затараторил Генка, — в сельмаг ташкентские яблоки завезли, купим полкило и отнесем вместе Сережке в больничку. А что хоть с ним, чем заболел-то?

Рыжий печально вздохнул и обиженным голосом принялся рассказывать:

— Мурзик их, так они котенка зовут, залез на крышу избы, на самый конек, а слезть обратно не может, ну и мяучит там, мяучит. Надоел до чертиков. Вот отец Сережке и говорит, что, мол, сам он не слезет, а будет там орать до Нового года, сними его. Тогда Сережка полез, взял его, а котенок, наверное, подумал, что он его сбросить хочет, как начал царапаться, ну, Сережка и слетел с крыши. Обе ноги и поломал, вот теперь в больнице лежит. А вы, эх, че там говорить, — уколол он двух друзей.

— Кто старое помянет, тому глаз вон, — не глядя рыжему в глаза, буркнул Юрка.

— Пойду хоть попроведаю, — поднимая бидончик, пролепетал рыжий.

Генка за рукав рубахи задержал его.

— Да не спеши ты, вместе пойдем, сейчас я у Светки рупь займу, яблок купим и пойдем к Сережке, он ведь не только твой одноклассник и наш также.

Рыжий Вовка засомневался:

— Не даст тебе Светка рубль, ты ее в мае за волосы дергал, она тебя боится и вообще…

— Она его любит, — хохотнул идущий сзади Юрка. Генка живо обернулся, показал другу солидный ку лак:

— А в дюндель не хочешь?

— Как че, так в дюндель, у тебя таких правов нету, — остановившись от греха подальше, продолжал подначивать Юрка. — В дюндель, в дюндель, хоть раз бы конфетку предложил, — бурчал, идя сбоку, он.

Генка, не по летам рослый и крепкий мальчишка, внешне похожий на паренька, обернулся к Юрке:

— Ты чем недоволен-то, иди ты, проси рубль у Светки.

— Я в нее грязью на той неделе бросался, она со мной и говорить не станет, — хитро отказался Юрка.

— А я тоже в нее грязью бросался, меня ее мать выпороть обещалась, — кисло сказал рыжий и добавил весело: — Если поймает.

Светка жила напротив старенького саманного сельмага, в большом бревенчатом доме с вычурно резными наличниками, крашенными голубой краской.

Генка бросил друзьям по-командирски:

— Ждите тут, — и открыл калитку в Светкин дом. Вышли они вдвоем минут через пятнадцать. Генка нес в руках треклятый Светкин баян.

— Она тоже хочет идти с нами в больничку, — уводя глаза от друзей, зачем-то оправдывался он, — а музыка, говорит, больному поможет.

— Особенно такая задушевная, как «Четыре поросенка», — с издевкой подкузьмил Юрка.

— Гони сорок семь копеек, расхрюкался, клоун, — сердито оборвал он Юрку, ставя баян у штакетниковой изгороди.

Из магазина он к ним не вышел, а вылетел, возбужденный до предела.

— Вот шофера живут! — вытаращив глаза, повышенным голосом сообщал он им новость. — Сейчас колхозный шофер Королев открывает свой гаманок, а там денег, у-у-у. Одни десятки да пятерки, полным полно, рублей сто, а может и больше, — захлебываясь от собственного удивления, говорил он, высыпая яблоки из кулька в бидончик. — Точно, буду шофером, приеду, значит, в магазин, дам вам по пятерке на конфеты, — начал он фантазировать, но Светка сухо оборвала его глупые мечтания.

— Идем, что ли, или будем пятерки и десятки делить.

— Помечтать не дадут, — поникшим голосом закончил Генка.

Никто из них не знал, да и не мог знать своего будущего. Мечтатель Генка не знал, что он станет старшим инспектором уголовного розыска, весельчак Юрка — художником, рыжий Вовка — главным инженером в родном колхозе, а Светка — музыкантом с мировым именем. И уже свою знаменитую в Клюшево увертюру «Четыре поросенка» она переиначит, назвав ее «Картинки из детства».

— Ты лучше расскажи, как ты в баню париться за двести километров съездил, — насмешливо пристал Юрка к другу, — а то деньги, деньги, свет на них клином сошелся.

Они шли краем лесопосадки в большую деревню Тюрюшля, по дороге, по которой не раз ходили в школу и будут еще ходить целых шесть лет.

А сейчас они шли в больницу, и Юрка занозисто цеплялся до Генки:

— Ну расскажи, Ген, смешно же.

— Расскажи, Ген, — пристала заинтересованная Светка. Тон голоса у нее был такой просительный, что он не выдержал и уступил.