Внук кавалергарда

— А-а, с вами бросишь, — в сердцах отмахнулся он.

Мы еще не знали, что нас разыскивает милиция. Наши женушки, спохватившись, так и написали в заявлении:

«Неделю назад выехали в неизвестном направлении и пропали дядька с племянником. Особые приметы — один обут в тапочки, второй — в галоши на босу ногу».

А мы ехали домой. Ехали, похмелившиеся и умиротворенные. И я вспомнил дядькину песню и тихонько ее запел:

— Постелите мне степь, занавесьте мне окна туманами…

Дядя Ваня слушал, слушал мое бормотание и заорал во весь голос, как на свадьбе, косясь вприщур на меня:

— В изголовье поставьте упавшую с неба звезду, а по стелите мне степь…

Пятьсот-веселый

Этот пригородный поезд зэки прозвали бичевозом, торгаши и спекулянты — барыгой, молодежь — пятьсот-веселым. Отправлялся он со станции Оренбург на границу с Куйбышевской областью, шел долго, останавливаясь возле каждой деревеньки. А мог остановиться для чего-то в степи, постоять минут пять, подумать и тронуться дальше. Такой уж был поезд, с причудой, со своим куражом. Со станции Оренбург отправлялся он в свой упрощенный вояж так же упрощенно или, скорее всего, оригинально для поезда. Так отправляется повозка с постоялого двора.

Смена машинистов, два молодых парня, Егор да Мишка, медленно подавали поезд вперед, высунувшись из окон.

Проводниц было трое, по одной на два вагона. Тетя Нюра, женщина лет пятидесяти, Анна Васильевна — женщина лет тридцати пяти и Аннушка — девушка восемнадцати-двадцати лет. Все трое были по разным причинам незамужними.

Пересмешники так его и звали: поезд Анькин.

По будням отъезжающих было немного, так, раз-два и обчелся, но по пятницам и субботам был сущий ад для проводниц. Народу тьма-тьмущая. В основном по лицам все знакомые, спешившие под выходные попасть в родные места. Тут у Аннушек начинался такой бедлам, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Сегодня как раз была пятница, день полной катавасии и неразберихи.

Поезд тронулся, но через десять секунд остановился, так как из дверей своего переднего вагона, размахивая сигнальным флажком, что-то кричала машинистам тетя Нюра.

Когда разобрались, то оказалось, что к поезду спешат опоздавшие на него. Это была беременная молодая женщина под руку с парнем, военный моряк с семьей и кучей баулов.

— Корабли тоже отправляются, когда захотят? — кричал обиженно машинист военному, перекатывая па пироску на губах.

— А ты, оболтус, сдай назад, видишь, люди по луже идут, — кричала ему тетя Нюра, помогая женщинам подняться на ступеньки вагона.

— Для моряков это пыль, — язвительно ответил машинист и скрылся в окошке.

Поезд наконец-то тронулся, но, проехав метров триста, снова заскрипели тормоза, и он остановился.

— Кого еще забыли? — крикнул раздосадованный случившимся машинист и витиевато матюгнулся.

По вагонам забегали два сержанта милиции, но, так и не найдя хулигана, кто сорвал стоп-кран, в журнале по дежурству отписались:

«Ввиду самопроизвольного торможения стоп-крана поезд простоял три минуты».

Тетя Нюра, согнав молодых в переднем отсеке вагона, усадила беременную женщину с парнем, а в следующем — военного с семьей, и поезд поехал в свое муторное путешествие.

— Не знал, что «Барыга» по расписанию отправляется, в мою бытность такого не случалось, — хохотнул военный моряк, снимая костюм, — такое дело надо обмыть, — и полез в сумку.

— Брось дурачиться! Ты уже в ресторане наобмывался: и родную деревню, и даже собачку в конуре, — взвизгнула жена, вцепившись в раскрытую сумку.

— Имею право! Неделя, как вернулся из похода, а тут свои жандармские законы! — обиженно сказал военный и отнял у жены сумку.

— Ох, неумные мы, Свет, что отправились с отцом в его захолустную деревню, лучше бы поехали в Крым и отдохнули по-человечески. Пусть бы отец один здесь с навозом возился да пил бы каждый день без надзора, — высказав все дочери, она встала и протиснулась в купе проводников.

Сидящие в проходе студенты забренчали на гитаре и охрипший, под Высоцкого, голос запел, черт знает о чем.

— Под такую песню только выпить стоит, — подмигнул военный сыну, доставая из сумки бутылку коньяка.

Сидевший напротив старик тоже полез в свой баул и достал пирожки.

— Вот, не побрезгуйте, закусите. С мясцом! — аппетитно сказал он и вытащил следом бутылку пива. — К бабке в больницу ездил, захворала старая, — пояснил он.

Молодежь начала в голос спорить, что за звание у военного моряка. Почти единогласно сошлись на том, что он майор.

— Не бывает у моряков майоров, — загорячился прыщеватый студент.

— Ему лучше знать, он в стройбате служил, — поддержал со смехом второй, белобрысый.

— Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, — добавил бренчащий на гитаре.

— Парни, не составите нам компанию, — приглашением к столу прервал их спор военный.

Парни к нему охотно потянулись.

— Давай, отец, по маленькой, за знакомство, — поднял военный пластмассовый стаканчик, во вторую руку взяв ломтик яблока.

Старик уважительно поднял свой стаканчик. Столпилась подошедшая молодежь. Женщины, сидевшие по лавкам, кто с уважительной, а кто и с брезгливой миной перешли на лавку студентов.