Внук кавалергарда

— Да тут рядом, километров пять, сказали, сам-то я не местный. Еду по переписке жениться. Надоело по тюрьмам скитаться. Да и годы уже не маленькие, за сорок. Пора свой угол иметь, — талдычил словоохотливый мужик всю недалекую дорогу. — В этой деревне кореша навестил, чалились в Оренбурге на нарах вместе. Вот костюмчик подогнал и шляпу. Хоть и велико все, но на халяву ничего, сойдет. Теперь по-людски и свататься можно, ха-ха, — как из пулемета шпарил он.

— Магазин тут есть? — спросил дядя Ваня, принимая от пассажира пятерку.

— А кто его знает, я и сам тут впервые. Теперь Сидорову надо искать, — высказав нам свою заботу, он потешно почапал к ближнему дому.

Мы черепашьим шагом ехали по улице, но по-орлиному искали дом с вывеской «Магазин».

— Посмотри, Юрка, это не магазин? — указал дядя Ваня рукой на маленький домик под вывеской «Сельмаг». — Глаза у меня с похмелья ну ни хрена не видят.

— Тормози, дядь Вань, прибыли к месту, — скомандовал я, перелезая на переднее сиденье.

— Лишь бы вино было! Надо же, в деревне, и с девяти магазин открытый, — изумился он, вылезая из машины.

— Это же советская деревня! — крикнул я ему гордо вслед.

Вернулся он через пять минут с большой бутылкой «Вермута», булкой хлеба и бумажным кульком. Вываливая весь свой груз на заднее сиденье, возмущенно говорил:

— Ну, Советская власть, ну, власть для народа, выпить на любой твой вкус, а пожрать, извини, лапу пососешь.

— А ты что, сюда жрать приехал? — подколол я его. Выехали за деревню на берег небольшой речушки.

Дядя Ваня из машины, падая на траву, сказал:

— Хозяйничай, Юрка, я больше не могу, сил нет! Выкладывая все хозяйство похмеляторов на траву, я спросил:

— А стаканы где?

Дядя Ваня, не поднимая головы с земли, пробурчал:

— Возьми за спинкой заднего сиденья.

Я полез за заднее сиденье за стаканами. В углу лежала скомканная тряпка. Я машинально поднял ее и оцепенел. Под ней лежала полная бутылка водки.

— Дядь Вань, это что такое? — подкидывая ее на руке, подошел я к нему.

Он поднял голову и посмотрел на нее глазами мертвого окуня. Тут же вскочил и залупцевал себя ладонями по голове:

— Ох… ее через седелку, я же ее вчера на похмелье заныкал, а сегодня начисто забыл. Ой, не дурак ли. Вот козел, вот козел. Где еще таких козлов найдешь. Совсем дырявая голова стала, как решето. — Он бы долго и беспощадно бичевал себя, но мне это уже надоело, и я от крыл бутылку.

— Надо ж было за сто верст киселя хлебать, — с укором сказал я, наливая по стаканам. Хотя пить мне уже не хотелось.

Когда допивали вторую бутылку, дядя Ваня запел:

— Если я заболею, к врачам обращаться не стану я. Обращуся к друзьям, не сочтите, что это в бреду. Постелите мне степь, занавесьте мне окна туманами. В изголовье поставьте упавшую с неба звезду.

Пел он, конечно, хреново. Больше орал, как недорезанный поросенок. Но песня мне понравилась. И я даже всплакнул ненароком.

Потом дядя Ваня, обняв меня за плечи, начал уговаривать:

— А поехали в Башкирию, в Стерлитамак, на могилу твоего отца, а моего брата. Заодно к твоей матери в Стерлибашево заедем, тут-то недалеко осталось, километров двести.

Соблазн был велик, но я нашел логический отказ:

— Мы не доедем, бензина не хватит, а денег на бензин у нас нет.

Убедил, убедил! Тогда поехали в Ивановку, она тут уже недалеко.

— А что в Ивановке мы будем делать? — полюбопытствовал я.

— Ты что? — загорячился он. — Пол-Ивановки Кононенко, все твои деды с Украины туда переехали, ты что, этого не знал? Там у нас родни о-го-го сколько! Поехали, не пожалеешь.

Он меня уговорил. И мы поехали в Ивановку. Как мы доехали до Ивановки, одному богу известно, говорят же, дуракам и пьяницам ангел помогает. Так оно и вышло. Деревня встретила нас разноголосым лаем собак и гоготанием гусей. Дядя Ваня остановил машину возле дома с покосившимся к земле плетнем и длинным колодезным журавлем во дворе.

— Пошли, чего ждешь, особого приглашения? — пьяно позвал он меня, вылезая из машины.

Он попытался поднять плетень, но попытка оказалась тщетной.

— Мой верный маячок, я и ночью дом нашел бы, не заблудишься, — похвалился он.

— А если бы плетень убрали, тогда как? — съязвил вопросом я.

Дядя Ваня растерялся и зарыскал глазами вокруг, но, наткнувшись на колодезный журавль, находчиво ощерился:

— А это тебе что, не верный ориентир? Пошли, Сусанин, — дернул он меня за рукав.

Мы прошли сумрачным коридором и вошли в дом. На кухне за столом обедали два мужика, а кривоногая толстая бабка хлопотала у газовой плиты.

— Хлеб да соль этой хате, — поприветствовал дядя Ваня присутствующих, опираясь о косяк.

Мужики и бабка удивленно обернулись на голос.

— Едим, да свой, — в один голос ответили они.

— А я тут думаю, дай заеду к родне, вот, сделав крюк, с племянником заехал, — проходя к предложенной скамейке, объяснял свой приход дядька.

— Да че уж там, это дело хорошее, — пробасил рыжий мужик, вставая из-за стола. — Валька! — шумнул он, открывая дверь в переднюю, — неси сюды сугрев.

— Теть Мань, а дэ дядько Егор? Щось я его нэ бачу, — переходя на украинский и садясь на лавку у стены, поинтересовался дядя Ваня.