Внук котриарха

И тут Шона вдруг поняла, что Пётр знает все. И о Сохмет, и о Мимире, и даже о том, что сама она недавно вспоминала Летописи и остановилась как раз…

Ну да! «И тут приехал Пётр» – вот была последняя фраза. А дальше там как раз про Ваську. То есть это Пётр окрестил его Васькой, родные же все звали его иначе – Мимир.

Двадцатипятилетний русский царь, громила и повеса, только что завоевавший Азов, мечтал о мощном военном флоте. Для того и прибыл в Голландию. Инкогнито. «Я ученик и ищу себе учителей» – гласила его личная печать, которую он ставил на письма. Где ж еще учиться, как не в Голландии? Главная морская держава, из пяти кораблей на море – четыре голландские. Лучшие корабелы, капитаны, шкипера, механики, строители – все голландцы. Пётр со многими был хорошо знаком: с кем при дворе Алексея Михайловича ремесленничал, с кем на воронежских верфях корабли строил, в работе и голландский освоил как родной.

На Зандамском канале, буквально в первый день приезда, случайно столкнулся с Герритом Кистом, обучавшим его еще в Москве кузнечному делу. Обрадовался, завопил, чуть не придушил голландца объятиями. У него и остановился в небольшом деревянном домике на холме. Спал в шкафу, полусидя, другого места не было. Много лет спустя Наполеон, посетивший это первое Петрово пристанище, скажет: «Для великого человека ничто не бывает малым».

На другой же день Пётр нанялся на корабельную верфь – постигать. После работы, когда добропорядочные голландцы ужинали и отдыхали, он осматривал мельницы, ткацкие производства, мастерские, лесопилки. Его интересовало все. Ну а уж к ночи, когда возвращался к Кисту, начинались пирушки. Порой до утра. Молодой же, неуёмный.

Мимир именно тогда им заинтересовался. Родственную душу, наверное, учуял. Уже и без Моди в дом на холме прибегал. Сидел под лавкой. Смотрел, слушал. Как-то Пётр его чуть случайно не раздавил: ножища-то о-го-го! Мимир от страха пискнул, Пётр заметил, поднял на руки, приласкал. Мимир спел ему мяу. «Он мне больше рад, чем все голландцы, – засмеялся царь. – Да, Васька?» С тех пор Мимир уже не таился: только Пётр в дом, он шасть к нему на колени! Пётр о том, что видел, рассказывает, Мимир на ус мотает.

Сьёвн как чуяла беду: все время прибегала вслед за братом, оборачивалась невидимкой и наблюдала, что происходит. Эта дружба ей очень не нравилась! Родителям жаловалась: урезоньте брата! Не разрешайте ходить в дом! Те молчали: у эльфов не принято наказывать детей или что-то им не разрешать, считается, всё должны постичь сами. Ну а у котов по линии Моди тем более – полная вольница. Тогда Съёвн спрятала в доме у Киста крошечный шарфик и строго-настрого наказала Мимиру, если что, немедленно это шарф накинуть на себя.

– Станешь невидимым и сбежишь.

Мимир согласно кивнул. Он вообще никогда не спорил – такой характер, а делал всегда все по-своему.

Вдруг стал отзываться на Ваську… Пётр ему: кис-кис-кис, иди пивка хлебни! И этот дурачок бежит, нюхает, потом делает вид, что пьет. Даже мурчит от удовольствия, а Пётр в ладоши хлопает, веселится: хорошим котом вырастешь, правильным!

Если кто из семьи за Мимира кроме Съёвн тревожился, так это дедушка Альвис. Он, кстати, идею с волшебным шарфиком и подсказал. Сама Съёвн вряд ли бы додумалась.

К сентябрю Мимир вообще от рук отбился, стал за Петром просто по пятам ходить. Тот на верфь – котенок следом. Царь на мукомольню – Мимир рядом. Петру это очень нравилось: поднимет Мимира, защекотит, зацелует. А то вообще за пазуху посадит: устал, небось, малявка, давай я тебя понесу.

Альвис снова внучку призвал: исхитрись, чтоб шарф всегда поблизости от Мимира находился. Второй свяжи, да в одежду, что ли, царскую засунь, в карман, куда поглубже. Сделала. Вроде спокойнее стало: и в доме, и на выходе Мимир защищён. Только б не забыл!

А на исходе сентября беда все же случилась. Слухи о русском царе, работающем простым корабельщиком, разгулялись по всей Голландии. Любопытные бездельники целыми компаниями приезжали в Заандам – поглазеть. Куда Пётр ни пойдет – пальцем показывают, хохочут: видали царя? Порток чистых нет. На мыле экономит – рожу помыть! Пётр терпел-терпел, да однажды не выдержал, взбеленился: вскочил на буер, парус поднял.

– Пошел!

А Мимир за пазухой у него спал, не понял ничего. Мордочку высунул – кругом вода. Испугался, хотел за шарфиком сунуться, глянь, а Пётр им сапоги обтирает, потом размахивается и за борт, как грязную тряпку…