Внук котриарха

– Нельзя выливать? – сообразила Крюча, взглянув на кошку. Та снова настойчиво стукнула лапой по двери. И снова голос в голове: «Пойдем».

– Ну ладно, пойдем, – безропотно согласилась Маргарита Владимировна и открыла дверь.

Кошка неторопливо, можно сказать, гордо шествовала в паре метров впереди, хвост вертикально торчком, усы врастопырку, не оглядываясь – настолько весь ее вид источал абсолютную уверенность в том, что Крюча послушно трусит следом.

Она и трусила, перебирала ногами как сомнамбула, крепко сжимала в руках пластик с портвейном, совершенно не понимая, куда идет, зачем, почему. Сказали – надо, вот и пошла.

На коридорном повороте Маргарита Владимировна замешкалась, поправляя сбившийся в ботинке носок, и кошка тут же оказалась рядом, причем – сзади. Словно конвоировала. Дождалась, пока Крюча снова наденет туфлю, и тут же снова оказалась впереди.

Пожалуй, если Маргарите Владимировне позволили бы сейчас задуматься, задав вопрос, что происходит, она вряд ли бы даже стала отвечать – настолько была поглощена самим процессом следования за кошкой. Причем ее совершенно не смущала кошкина прозрачность – вроде как идет нормальная обычная серая кошка, разве что чересчур зачуханая и тощая, а сквозь ее тело, как сквозь запыленное стекло, просвечивают плиты пола, стены, лестничные перила.

Наконец, стало ясно, куда они идут: перед входом в Египетский зал кошка настороженно остановилась, принюхалась, припала на передние лапы, видимо, осматривая представшее перед глазами пространство, не обнаружив ничего подозрительного, шагнула вперед, увлекая за собой Маргариту Владимировну коротким приказом: пошли!

Теперь сквозь кошачье тело просвечивал Древний Египет – сонный, тихий, загадочный и непостижимый. Сама Сара не отразилась ни в одной витрине, будто бы волшебным даром видеть ее тщедушную фигуру обладала лишь Маргарита Владимировна.

Вдруг кошка остановилась, вздыбилась, выгнувшись подобием вопросительного знака, оскалилась, сердито зашевелив усами, и требовательно взглянула на спутницу. Маргарита Владимировна огляделась: они стояли рядом с гранитным изваянием Мут-Сохмет. Богиня была недвижна и величава: прямой стан, гордо вздернутая голова, равнодушные руки на коленях. Возле левой руки, привычно сжимающей Анх, поблескивало что-то маслянисто-темное.

Маргарита Владимировна подошли вплотную, склонилась, рассматривая рваную лужицу. Вблизи, увеличенная очками, лужица смотрелась темно-красной, как застывающая кровь.

– Что это? Краска? – удивилась Крюча. – Кто набезобразничал? Вот же паршивцы… – обернулась к кошке. – Ты меня специально сюда привела – показать? Умница! Надо охране сказать, чтоб уборщицы, когда придут, осторожно все вычистили.

«Сама», – сказали в голове.

– Что – сама?

«Лей!» – голос звучал настолько повелительно, что Маргарита Владимировна машинально уставилась на лицо Сохмет: не богиня ли с ней разговаривает.

Нет, богиня оставалась по-прежнему бесстрастной. Зато кошка, встав на задние лапы, совершенно определенно указывала на бутылку с вином.

«Лей!» – снова стукнулось в голове.

– Ты хочешь, чтобы я… вино…

И тут в голове прояснилось, всплыла слышанная сто раз легенда о неурочном пробуждении страшной Мут-Сохмет, которое несет неисчислимые беды и смерти, вспомнилось, что перед этим ужасным событием на коленях богини проявляется красный налет – предвестник несчастий.

Уже не сомневаясь, Маргарита Владимировна наклонила бутылку и стала потихоньку лить густую сладкую жидкость прямо на кровавое пятно.

Портвейн размыл налет, образовав на коленях Сохмет лужу раза в два больше первоначальной. Крюча еще даже не успела испугаться, что сейчас он неминуемо прольется на пол, как лужица вдруг ужалась, превратившись в идеально ровный круг, в центре появилась воронка, закручивающаяся все сильнее, из самого жерла воронки выстрелил ручеек и, вопреки всем законам тяготения, устремился вверх по платью Мут-Сохмет к ее голове.

Маргарита Владимировна завороженно смотрела на это чудо: вот ручеек проскочил меж грудей, достиг шеи, не потеряв ни капли, скользнул под подбородком и проявился на лице, ровно на том месте, где у богини предполагался рот. Горло Мут-Сохмет дернулось, словно она сглотнула.

«Лей!» – прервал наблюдения Натальи Владимировны новый оклик в голове.

Наклонив бутылку, она снова лила, портвейн бежал вверх, и Сохмет глотала!

Последние капли стукнулись о гранит, обмелевший ручеек утягивался ко рту, оставляя после себя лишь сладкий шлейф запаха.

– Напилась? – вырвалось у Натальи Владимировны. – Не хочешь больше? А то смотри, я и сбегать могу.

Встряхнула бутылку, пара запоздавших капель шлепнулась на пол.

Колени Мут-Сохмет, как и вся фигура, сияли холодной гранитной чистотой. От красного налета не осталось следа – он втянулся в камень, как в вату.

Маргарита Владимировна оглянулась, ища глазами кошку, – никого. Пустой зал, спящая коллекция, тусклый сигнальный свет. Обычное состояние любого эрмитажного зала ночью.

– Сара, – тихонько позвала она. – Сара, ты где? Выходи, не прячься, Мут-Сохмет теперь не опасна.