Внуки красного атамана

Тот, третий, который сидел на мотоцикле, что-то громко сказал рыжему, я не разобрал, что именно, и этот рыжий, с собачьими бакенбардами, заругался по-русски и по-немецки, сел верхом на мотоцикл, а толстый повалился в люльку и они уехали.

Воды немного оставалось в бачке, мать смыла кровь с головы отца. Он пришел в себя, прислонился к шалашу. Смотрел куда-то в сторону, и глаза у него были такие несчастные, такие жалкие...

Я взял бачок и сказал матери:

- Мама, я сбегаю к колодцу, воды принесу. Она не хотела меня отпускать, уговаривала:

- Не ходи, нарвешься на немчуру, пристрелят тебя. Но я ей сказал, чтоб она не боялась, мол, незаметно прошмыгну по балке. И побежал.

Только я вернулся с водой, как, откуда ни возьмись, катит на велосипеде полицай Ухан. Этот фашистский лизоблюд, чтоб ты, Ёра, знал, живет на нашей улице. Он, гад, еще живет! Пока живет... Ухан - спекулянт, вор, в тюрьме сидел. Морда нахальная, сытая... Ну, поворачивает он к шалашу; вылупляется на отца:

- Ты кто такой? Что тут делаешь?

- А ты будто бы не знаешь, - презрительно сказал отец. - Мы, кажись, знакомы. Глаза есть, видишь - картошку копаем на своем огороде.

- Ну ты, советский передовик!.. Не очень-то раздувайся, а то через лоб огрею! - Полицай помахал плёткой. - Мало тебе кто-то морду раскровянил?

- Это лошадь ударила, - спокойно сказал отец. Полицай посмотрел на лошадь - она в лесополосе стояла.

- Мне такая лошадь нравится. Знает, кого брыкать. А откуда ты взял такую умную лошадь?

- Приблудилась она, в лесополосе бродила...

- Приблудная? Смотри, я с тобой еще покалякаю. Чтоб сегодня же привел лошадь ко мне во двор. Ясно тебе?

- Приведу, когда овощи перевезу, - ответил отец.

- Чтоб сегодня же была у меня, чуешь?!. А то смотри! - пригрозил Ухан и влез на велосипед.

Отец плюнул ему вслед:

- Шкура вонючая!.. Ничего, допрыгаешься.

А вечером отец отвел лошадь во двор полицая. И через несколько дней узнали мы: румыны отлупили того полицая до полусмерти. Они-то, небось, думали, что это он увел у них лошадь...

Ну, а потом Ухан стал вместе с эсэсовцами ходить по дворам нашего поселка и призывать шахтеров идти работать на шахты - добывать уголек для фашистской Германии.

И к нам привел Ухан эсэсовцев.

- Ты чего к нам пришел? - сказал ему отец. - Зачем их привел? Тебе же известно - я больной, работать в шахте не могу.

- Думаешь, они тебя на курорты пошлют, как было? - хихикнул Ухан. - Это ты больным считался при Советской власти, а при немецкой - ты здоров, как бык, и будешь, передовик, горбить на великую Германию как миленький.

- Нет, Ухан, от меня Гитлеру уголька не будет! Зря ты стараешься, зря выслуживаешься, - сказал отец.

Отвезли отца и его товарищей, которые тоже отказались добывать уголь, в гестапо. Пытали их там, мучили несколько дней, но они не поддались... И тогда их страшно казнили... Сбросили в ствол шахты имени Красина... Фашисты бросают туда всех наших шахтеров, кто отказывается работать на Гитлера... Мы с Петькой видели, как сбрасывали наших...

А потом забрали маму и Надю... Их вместе с другими женщинами и детьми угнали в Германию...

Я успел смыться. Ищут меня. Ухан хочет, чтобы и меня угнали в Германию, рабом сделали. Только дулю ему с маком! Я ушел в подполье... Такая вот у нас жизнь, братуха. А какая у вас?

- Да и у нас много такого-всякого, - ответил Егор. - Если говорить с конца, то недавно фашисты повесили моего крестного...

- Темку Табунщикова? Нашего родича?!

- Да. Его. Нашего председателя. Казнили в станице, на глазах у всех колхозников.

- Такого человека!.. Я его уважал, как отца. Как же он им в руки попал?

Начал Егор рассказ с того, как Васютка был схвачен Ненашковыми в плен, довел его до казни Тимофея Петровича.

Мужественное поведение Васютки в плену у Ненашковых и Тимофея Петровича перед смертью особенно поразило Саньку и Петьку.

- Вот они какие, мои родичи! - проговорил Санька. - Так где он теперь, этот Варакуша? Тут у нас на базаре торгует, говоришь?

- Да, а что? - спросил Егор.

- Да ничего. Ваш обоз сегодня возвращается в станицу?

- Сегодня. Как только расторгуются станичники, скупятся, так и марш-марш домой. - Егор понимал, куда клонит братан. - Я тоже с обозом возвращаюсь. Такой приказ дал мне Ригорашев.

- Понятное дело, тебе нельзя тут оставаться. Ты на примете. И все наши там, в станице, на примете... Слушай, братуха, я ведь помню этого Варакушу. Он и до войны тут торговал. Мы с отцом не раз в его ларек заходили - бабаня нам всякие посылки из станицы через него передавала... Слушай, я же его видел совсем недавно, на нашем базаре! Он в том же самом ларьке торгует. Верно?

- Да, в том же самом, нашем, станичном ларьке.

- Ну ладно! Мы сейчас пошамаем, и я с Петькой прошмыгну на базар, присмотрюсь к этому дешевому потроху.