Внуки наших внуков

— Я хотел бы сегодня испытать свой прибор в действии. Он в основном уже готов. Я его опробовал на натюрморте. Получилось неплохо. Теперь я хочу сделать ваш портрет.

Я согласился и уселся позировать.

— Только сидите совершенно неподвижно, иначе на портрете будут искажения, — предупредил Виктор.

Позировать оказалось не так-то просто. Едва Виктор включил прибор, как у меня зачесалась переносица, потом где-то над бровью. Потом мне вдруг начал давить ворот рубашки, и захотелось расстегнуть его. Неприятное ощущение все усиливалось, становилось нестерпимым, а под конец мне уже казалось, что я вот-вот задохнусь. Кроме того, вокруг ходили и разговаривали люди, и я с трудом удерживался, чтобы не смотреть на них.

В довершение моих страданий под конец сеанса появилась Елена Николаевна и тут же принялась критиковать нашу работу. Она сказала, что Виктор неправильно усадил меня, что поза у меня напряженная, что свет падает нехорошо. К счастью, положенные полчаса истекли, и Виктор выключил прибор. Я тут же вскочил, дернул ворот рубашки, задвигал руками, ногами, головой, отер вспотевшее от напряжения лицо и жадно, глубоко вздохнул несколько раз. Елена Николаевна и Виктор с улыбкой молча наблюдали за мной.

— Подойдите, оцените труд художника, — сказал Виктор.

Я взглянул на холст: там уже был готов мой портрет, написанный масляными красками. Изображение повторяло оригинал с поразительной скрупулезностью: каждую морщинку, каждый волосок на лице. Только глаза были смазаны и получились несколько тускло.

— Вы моргали, — сказал Виктор. — Ничего не поделаешь, полчаса, не мигая, никакой человек не просидит.

— Да, глаза получились хуже. Зато остальное — точная копия, — сказал я. — Ваш прибор — настоящий художник, надо только подбирать ему подходящую натуру.

— Художник, говорите? — вдруг вмешалась в разговор Елена Николаевна. — А ну-ка, Виктор, дайте мне лист бумаги и карандаш.

Она села, взяла бумагу и карандаш и, изредка поглядывая на меня, за пять минут набросала мой портрет и подала нам.

— Ну как, теперь видите разницу между машиной и человеком?

Я взглянул и сразу понял, что хотела этим сказать Елена Николаевна. Машина и она рисовали портрет одного человека, но как различны получились изображения! И совсем не потому, что одно было написано масляными красками, а другое карандашом. В наброске не было такой точности в деталях, как на холсте, он был несколько схематичен, сделан крупными штрихами, в довольно резкой манере, но тем не менее я на нем был более похож на себя, чем на холсте. Елена Николаевна сумела очень тонко схватить характерное выражение моего лица, мою манеру поджимать нижнюю губу и слегка хмурить брови, а на холсте это совершенно терялось во множестве совершенно лишних деталей. Да, человек не просто копирует, он мыслит, отбирает и передает не только предмет, но и свое впечатление от предмета. Он творит.

— А вы, оказывается, прекрасно рисуете, — обратился я к Елене Николаевне.

— О, Елена Николаевна — превосходный график, — сказал Виктор Платонов. — Вышло несколько книг с ее иллюстрациями.

Несмотря на то, что прибор Виктора действительно не был художником, он отлично отвечал своему назначению копииста, и я заинтересовался им и с того вечера принялся помогать Виктору.

Незаметно прошло еще полтора месяца. Я окончательно привык к новому миру, к новому укладу жизни, научился обращаться с новой техникой и перестал, наконец, походить на любопытного ребенка, приехавшего из глухой деревни в большой индустриальный город. Привык я и к смешанному языку, на котором объяснялись мои новые друзья, и, уже не замечая, сам вставлял в свою речь слова и фразы не только на английском языке, который я знал раньше, но и на других языках.

После неудачного опыта в подземной лаборатории вся наша дальнейшая работа зависела от результатов расчета четвертой пульсации. Нам важно было выяснить, совпадут или нет экспериментальные данные с теоретическими. Расчеты производил Чжу Фанши в Филадельфии, где только что установили новую вычислительную машину. Мы с нетерпением ждали от него сообщений.

Но Чжу Фанши что-то тянул, хотя, по нашим подсчетам, результат уже давно должен был быть готов. И вот, наконец, на столе Елены Николаевны зазвонил телефон. На экране появилось лицо Чжу Фанши.

— Наконец-то, Чжу! Говорите скорее, что там у вас получилось? — заторопила его Елена Николаевна.

Чжу Фанши чуть улыбнулся и, немного коверкая русский язык, сказал:

— Здравствуйте, Елена Николаевна! Как у вас дела?

— Все по-старому. Здравствуйте! Что у вас сегодня за невыносимая вежливость?

— Нет, Елена Николаевна, я всегда такой.

— Чжу! — взмолилась Елена Николаевна. — Ради бога, говорите, получили результат? Кончили считать?

Чжу Фанши ответил не сразу:

— Считать мы кончили. Машина замечательная. Работает как молния. Очень хорошая машина.

— Ну, а результаты?

— Сейчас покажу.