Внуки Тантала

– Конечно, я их знал. Гейб женился довольно рано. Едва ли не сразу после колледжа. Они с Мэри друг друга обожали. Она никогда не скандалила из-за того, что он мог на несколько дней запереться в кабинете, работая над проектом. Или, что он уходил в пьяный загул, когда не шло вдохновение. Мэри укачивала маленького Джона, когда Гейб работал. А он сам, когда родился ребенок, тут же бросил все гулянки. Каждую свободную минуту стремился проводить с семьей. Честно говоря, я им немного завидовал. Я тогда еще сам был холостым, не встретил твою мать, – подмигнул он Эдварду. Тот смутился.

Мэри и Джон, подумал я. Какая прелесть. Интересно, знает ли Габриэла о своем погибшем брате.

– Когда они умерли?

– Уже не помню, – недоуменно посмотрел на меня Кэннел. – Года за три или за четыре до его исчезновения. Автомобильная авария. Ужасная трагедия. Странно, почему вы спрашиваете. Родственники, которые вас наняли, по идее должны это знать.

К Кэннелу вернулась подозрительность. Я решил немного приоткрыть карты.

– Меня наняли родственники его второй жены, – сказал я. – Видимо, они не знали об этом происшествии.

Тут настала очередь старика вылупиться на меня.

– Вы сказали «второй жены»?! Но как это возможно? Когда Гейб снова успел жениться?

– Получается, где-то за год до исчезновения. Во всяком случае, у него родился еще один ребенок, которого он бросил совсем младенцем.

– Боже мой.

Кэннел был явно потрясен. Он достал носовой платок и вытер пот с высокого лысеющего лба. Потом с сомнением посмотрел на бокал с остатками мартини, словно раздумывая, не заказать ли чего покрепче.

– Я и понятия не имел, – проговорил он. – Как я и сказал, мы почти не общались с Гейбом после смерти Мэри. Он сам пресекал все попытки общения, бросил старый круг друзей. Мы… в общем… подозревали, что он запил. Много раз пропускал заседания комиссий, в которых состоял. Кто-то видел его в баре, почти лежащим на стойке. Но я думаю, что он просто запирался и пил в своей студии. Если честно… мы тогда… те, кто его знал, не очень удивились, когда Гейб пропал. Решили, что у него депрессия, и он больше не может оставаться в своей студии, да просто в городе, где он был так счастлив. Решили даже, что он…

– Наложил на себя руки? – любезно подсказал я.

– Были такие мысли, – признал старик. Он как-то сразу утратил весь молодецкий задор и больше не походил на генерала-победителя. – Да, я долгие годы корил себя за то, что проявил себя плохим другом. Что мне надо было больше внимания уделить Гейбу, прорвать его стену отчуждения… Но если вы говорите, что он снова женился… Это же все меняет.

– Не обязательно, – задумчиво произнес я. – Вполне возможно, что он пытался заместить потерянную семью новой, а когда понял, что ничего не получается, просто сбежал.

Кэннел задумчиво кивнул и сделал знак официанту принести еще бокал.

– Но все-таки Габриэль Торн вернулся, – напомнил я. – Вы виделись с ним?

– Да. И это было ужасно, – передернул плечами Кэннел. – Я его едва узнал. Глаза, форма носа и лба его, но все остальное…

Я вспомнил, что говорю с профессиональным архитектором, который даже человеческие лица воспринимает в виде суммы пропорций.

– Передо мной стоял опустившийся старик, – продолжал он тем временем. – С жуткими длинными седыми патлами, неряшливой бородой. И одет он был в какую-то хламиду, то ли индийскую, то ли египетскую. На ногах сандалии. Я хотел поговорить с ним, вспомнить старые времена, но Гейб лишь посмотрел на меня, как на какую-то букашку, и сказал «оставь это». И все. Словно захлопнул дверь у меня перед носом.

– Зачем вы встречались?

– О, это самое интересное. Вы же слышали всю эту галиматью про «Храм Возрождения»?

Я кивнул.

– Вначале, когда Гейб вернулся два года назад, мы все очень обрадовались. Честно. Я был рад узнать, что с ним все в порядке, во всяком случае, физическим. И к тому же, Габриэль Торн – это по-прежнему легенда в нашем мире. Выглядело так, будто он хочет вернуться к работе. Но все пошло наперекосяк. Эдвард расскажет лучше меня, – кивнул он сыну.

Тот с сожалением оторвался от созерцания моей лежащей на столе визитки.