Внутреннее и внешнее

Однажды появился человек, который вскоре после рождения влюбился в музыку. Сначала он ради веселья изредка слушал глупую, как он потом выражался, несложную культуру, но то были первые шаги, оставшиеся почти незамеченными, а затем подрос, изменился, перестал общаться с друзьями и вообще со всеми людьми, и в один великий момент уловил красоту звука, с чем связано одно важное для него событие: в нём загорелось пламя; и у каждого влюблённого в музыку есть такой переломный момент, когда открывается её внутренний мир; у каждого оно особенное и ценное. Он, молодой слушатель, не знал, как менять направление жизни и стоит ли следовать убеждениям. Но в одном он был уверен точно: его любовь к разной настоящей музыке не имела границ, без неё пламя, горящее внутри него, сожгло бы его дотла. Он не умел, да и не хотел играть на инструментах, но любил вечерами, ночами лежать на кровати в наушниках, когда кровь его шевелилась быстрее, но без ускорения; его сердце билось сильнее, но без двигающих импульсов. Он был чутким на звуки, обожал в особенности самые тонкие из них и вскоре заметил, насколько широк его кругозор в области звучания инструмента. Он знал имена, страны, жанры, стили и времена. Бывало, придёт он домой после утомительных занятий, включит громкость динамиков на полную, и польётся жизнь, миры чувств, ощущений. Тогда он возьмёт воображаемую гитару, начнёт подпевать своим гениям и улетит далеко. Незнакомый прохожий мог обратить внимание на его чуть приоткрытое окно, из-за которого доносился приглушённый звук, словно далеко проходило большое выступление. То были моменты истинного чувства, особенно в первые дни знакомства с композициями, потому что потом эмоции начали пропадать год за годом, пока юноша черствел к окружающему. На шестнадцатый год жизни хорошие музыкальные станции реже стали появляться на холодных железных путях взросления, исчезали с горизонта и старые. Оставались память, впечатления, любовь, но его разум крепчал, а сердце слабело, и душа требовала нового и непременно содержащего значение, смысл. Он писал песни, статьи, переводил книги. Вскоре он написал свои первые рассказы и опубликовал их. К его сожалению (и слепой ярости), комплементов не было, однако их отсутствие и справедливая критика заинтересовавшихся лиц впоследствии возбудили в нём страсть и желание бороться.

И Тоби боролся, но его мнение, которое он всегда твёрдо отстаивал, постоянно менялось, и он лишь пытался сохранить в себе свои лучшие качества, присущие его характеру, с которым молодой начинающий писатель шёл рядом и вместе с которым познакомился с пером и бумагой.

И теперь я отправился к Южному Берегу.

VI

Линия богатых домов раскинулась по берегу Атлантического океана, и чем дальше она отдалялась от моего нового дома, тем больше и краше были строения с террасами и участки с садами. Они располагались чуть дальше от берега, где находился песчаный пляж. Южный Берег был прекрасным полуостровом, и я жил в самом его начале, откуда был виден мост, а за ним – город, которого он соединял с нашими территориями.

Я захлопнул дверь автомобиля, прошёл в дом, побродил по комнатам, убеждаясь, что в нём никого не было. Красота обстановки окончательно убедила меня в том, что About The Sound Company – престижная компания, способная предоставить такую роскошную резиденцию своему далеко не самому важному работнику, и в этом я серьёзно ошибся.

И раньше моя жизнь была роскошной: дом, семья, учёба; тогда я не осознавал это, но впоследствии не мог не признать, что имел твёрдую опору под ногами. Мне казалось, что жилось плохо, жизнь как контакты, как связь с другими людьми была тяжела для меня. Поэтому я ждал изменений, новых идей, реализаций и релизов, когда мне было семнадцать лет и когда смутная цель моего существования пряталась глубоко внутри меня.

Я был одинок, и так же одинок был Фред Нианг, я знал точно. Он жил высоко на холмах над берегом, однако с пляжа не виднелся его одинокий дом. Когда человек один, он думает, просто думает, что очень страшно. Он не может убежать от себя: он говорит только правду человеку, смотрящему на него в зеркале; и это может привести к ужасному, к поступкам, к которым приводит мысль, заключение, теория. Я ненавидел зеркала, как и правду, которой калечил самого себя; мне было невыносимо смотреть в чужие глаза, а в свои глаза я смотреть вообще не мог. Но, несмотря на ненависть к правде нашей жизни, я уважал её и ещё больше ненавидел ложь. Как бы ни была тяжела правда, я не боялся и искал её. Она помогала делать правильный выбор и совершать честные поступки, на которые я, «критическая атака», находил в себе силы.