Внутреннее обозрение

Еще почти во всех помещичьих имениях работают временнообязанные крестьяне. Как они убирали господские поля в прошедшем году — мы полагаем, известно всем, кому о сем ведать надлежит. Как они будут обрабатывать их предстоящим летом — это также более или менее можно предвидеть. Нельзя, кажется, ошибаться, что владельцы крупных и мелких поземельных участков, решившиеся обратиться, не выжидая никаких сроков, к обработке своих полей вольнонаемным трудом, поступили очень дальновидно; но и с вольнонаемными сельскими работниками встречается много затруднений. Они, во-первых, неохотно идут в наймы к землевладельцам из привилегированного, сословия; во-вторых, один и тот же работник у зажиточного крестьянина или у купца, имеющего свои поля, работает гораздо лучше, чем у поместного дворянина, и, в-третьих, почти во всяком хозяйстве встречается огромная цифра так называемых заносов. Крестьяне нанимаются, берут задатки, не приходят работать или работают зря, так что работа их приносит более вреда, чем пользы. Эти заборы, производимые с заранее обдуманным намерением никогда не отработать забранного, делаются у всех: у крестьян, держащих батраков, у купцов, у рядчиков и у помещиков-дворян, но у дворян чаще, чем у купцов или у крестьян. Таким образом, русский сельский хозяин, в самую горячую пору, остается и без денег, и без работников. В прошлом году эти прелести сельскохозяйственного быта повторялись так часто и в таком большом количестве, что орган южнорусских сельских хозяев энергически указывал на наглые проделки рабочих с хозяевами и взывал к общественному вниманию, приглашая его подумать и погадать, как бы пособить этому горю; но в общественных сферах воззвание это удостоено глубоко-равнодушным молчанием, а что воспоследовало по нем в сферах административных — о том никаких сведений не имеется. Дни же своей обычною чередою шли да шли, и вот снова в Курске поют жаворонки. Петербургская публика, под руководством г. Пашкевича, знакомится в зале Вольного экономического общества с здоровыми и больными домашними животными; скоро поля почернеют, и понадобятся работники, а тут же и начнется опять озадачиванье, надувательство и незапаханная земля. Что же делать? Опыт показывает, что в небольших хозяйствах (примерно до ста десятин в трех полях) можно вести дело с русскими наемными работниками даже с очень хорошей выгодой и без больших хлопот. Три или четыре постоянные годовые работника на горячее, страдное время сами приглашают кто куму, кто шабра, кто брата, кто свата, и хозяйское поле обрабатывается своевременно и хорошо, без всяких прижимок со стороны рабочих. У крестьян и купцов, владеющих поземельными участками такого размера в срединных губерниях, хозяйство идет (относительно) прекрасно; у дворян несколько позаминистее. Это происходит оттого, что батрак не сживается с хозяином из дворян так тесно, как он сживается с купцом или однодворцем, а это, в свою очередь, происходит от очень многих причин, и главное оттого, что хозяин из купцов или однодворцев стоит гораздо ближе к работнику и по своим понятиям, и по образу жизни. Нередко работник 6–7 лет живет у мужика, с которым они не раз таскали один другого за волосное правление, не раз обсчитывали друг друга и зато не раз мирились «во царевом кабаке». Будь у дворянина и харчи лучше, и расчет аккуратный, ни один работник на него не жалуется, а рачения и заботливости к его делу все не приложит и не сживается с его домом. Тут спор ученых литераторов о почве, народе и солидарности можно проверять на деле, и приходится согласиться, что от почвы мы действительно оторвались и народ не чувствует солидарности с нами, но… впрочем, пусть журнал «Время» еще пояснее расскажет, как должен происходить процесс сближения с народом.