В «Изречениях Пустынных Отцов» есть рассказ о том, как Феофил, архиепископ Александрийский, посетил однажды монахов Скита. Желая произвести впечатление на столь знатного гостя, братья обратились к авве Памво: «Скажи архиепископу назидательное слово, которое бы принесло ему пользу». Старец отвечал: «Если молчание мое не принесет ему пользы, то не принесет пользы и слово мое». [ [134]
]Этот рассказ свидетельствует об исключительной значимости исихии, т. е. состояния тишины или безмолвия в традиции Пустыни. «Бог избрал исихию превыше всех иных добродетелей», — постоянно напоминают нам «Изречения Пустынных Отцов». [ [135]
] По словам св. Нила Анкирского, «как невозможно мутной воде стать чистой, если она не перестанет волноваться, так невозможно сделаться монахом без исихии. [ [136]]И все же исихия — это гораздо больше, чем простое молчание. Существует множество уровней этого понятия. Попытаемся описать основные его значения, двигаясь от лежащих на поверхности вглубь.
(1) Исихия и уединение. В древнейших источниках понятие «исихаст» (hesychastes) и связанный с ним глагол (hesychazo) обыкновенно относится к монаху, живущему в уединении, к отшельнику в противоположность киновиту. В этом смысле оно встречается уже у Евагрия Понтийского (+ 399), [ [137]
] у Нила и Палладия (начало V века)[ [138]], а также в «Изречениях Пустынных Отцов», [ [139]] у Кирилла Скифопольского, [ [140]] Иоанна Мосха, [ [141]] Варсануфия [ [142]] и в законодательстве Юстиниана, [ [143]] В таком же значении исихия употребляется и позднейшими авторами, например, св. Григорием Синаитом (+ 1346). [ [144]] На этом уровне понятие исихия описывает, главным образом, «земные» отношения между людьми. Из всех возможных смыслов этот — наиболее внешний.(2) Исихия и духовность кельи. «Безмолвствовать, — говорит авва Руф в «Изречениях Пустынных Отцов», — значит пребывать в своей келье в страхе Божием и в размышлении о Боге и воздерживаться от памятозлобия и высокоумия. Такое безмолвие (hesychia), как мать всех добродетелей, охраняет монаха от раскаленных стрел врага». Чуть ниже Руф увязывает исихию с памятованием о смерти и заключает: «Бди (nephe) над своей душой». [ [145]
] Здесь исихия соединяется еще с одним ключевым понятием традиции Пустыни — непсис, т. е. духовное трезвение или бодрствование.Рассуждения о прямой связи исихии с пребыванием в келье по–прежнему описывают лишь внешнее, «пространственное» положения исихаста, но вместе с тем они позволяют обнаружить в нашем понятии более глубокий, духовный смысл. Если считать исихастом того, кто в непрестанном трезвении пребывает в своей келье, значит, ему вовсе не обязательно становиться отшельником — безмолвствовать можно и в общине.
Итак, исихасту надлежит следовать словам аввы Моисея: «Пойди и сиди в своей келье; келья твоя всему тебя научит», [ [146]
] — и помнить о совете, который авва Арсений дал монаху, желавшему подвизаться на дела милосердия. «Сказал некто авве Арсению: «Помыслы смущают меня, внушая: ты не можешь ни поститься, ни трудиться; посещай хотя бы больных, ибо и это — дело любви. Старец, зная порождения диавольские, отвечал емy; ступай, ешь, пей, спи и не работай, только не выходи из кельи; ибо он знал, что пребывание в келье приводит жизнь монаха в должный порядок». [ [147]]Столь же однозначно связывает исихию с пребыванием в келье св. Антоний Египетский: «Как рыбы, оставаясь долго на суше, умирают, так и монахи, находясь долго вне кельи или пребывая с мирскими людьми, теряют любовь к безмолвию (hesychia)». [ [148]
] Монаха, неотлучно пребывающего в своей келье, можно сравнить с хорошо настроенной струной. Исихия держит его душу i бодром напряжении; если же он оставляет келью, душа дрябнет и дряхлеет.Келья, эта внешняя ограда исихии, есть «лаборатория непрестанной молитвы». От монаха, пребывающего в тишине и безмолвии кельи, в конечном счете, требуется только одно — постоянное памятование о Боге (mneme Theou), соединенное с раскаянием и плачем (penthos). «Сиди в своей келье», — советовал авва Аммон старцу, склонному к показному аскетизму. — «Ешь понемногу каждый день и всегда имей в сердце своем слово мытаря, — и можешь спастись». [ [149]
] Слова мытаря Боже, милостив буди мне грешнику» (Лк 18, 13) служат ближайшей параллелью к Иисусовой молитве, какой мы ее находим, начиная с VI века, у Варсануфия, в Житии аввы Филимона и в других источниках. К теме исихии и призывания Имени мы в свое время еще вернемся. Связь между монашеским затвором и Именем Иисусовым явственно прослеживается в словах Иоанна Газского о своем сотаиннике, пустыннике Варсануфии: «… келья его, в которой он, будучи еще жив, заключился ради Имени Иисусова, как во гробе, есть место упокоения, где не ходит ни демон, ни князь его диавол: она сделалась святилищем, вместивши в себе жилище Божие». [ [150]]