Внутреннее задержание

               — Я думал, что со временем он вернется в базовую реальность, по теории это должно было произойти через две недели. Разве можно было предположить заранее, что это будет так трудно сделать? В конце концов, не надо забывать, что у Зимина за ухом вживлен ограничитель, с помощью которого легко блокируется любая ложная память. Ему достаточно сказать пароль: «Хочу защитить свое сознание». И ложная память будет немедленно стерта. Вот только сделать это он должен сам, без подсказки и без принуждения. Кто мог знать, что придуманная жизнь покажется ему настолько привлекательной?

               — Зимина нужно вернуть.

               — Я готов закончить эксперимент. Признаю, что наша методика оказалась ошибочной. Мы хотели помочь людям проживать несколько жизней. Все равно это придется делать для практически бессмертных людей. Зимин решил поставить опыт на себе. Мы занимались исследованиями. В наши планы не входило промывать мозги пациентам и превращать их в марионеток. Мы не подонки.

               — Но Зимин уверен, что вы именно этим занимаетесь.

               — Меня это приводит в отчаяние! Зимин — очень самонадеянный человек. Он скорее писатель, чем ученый. Любит фантазировать.

               — О да! Это так! — сказала Нина с удовольствием.

               — Его больше интересуют социальные последствия эксперимента, а не ошибки в программе. И еще — он предпочитает тестировать программы лично, ему важно почувствовать психологические нюансы нахождения в искусственных мирах на собственном опыте, а не из рассказов испытателей. Для него, как хорошего писателя, очень важны тонкие детали, на которые обычные люди не обращают внимания.

               — Все верно! Подтверждаю!

               — Так вот, Зимин утверждал, что выпутается из любых неприятностей, потому что его базовые человеческие качества останутся неизменными, в какие бы гадкие обстоятельства он не попал. Поэтому он отключил свой ограничитель. И я его прекрасно понимаю, у нормальных людей ограничителя не будет. Им придется справляться с ложной памятью самостоятельно.

               — И у него не получилось?

               — Все было отлично, пока не влез Наукоподобнов. Он сделал его заложником заведомо неверной идеологии. Более того, заставил стать контролером, одним из тех, кто отлавливает противников нового порядка. Представляю, как он ржал, когда Зимин вел себя, как примитивный инквизитор. У Нау всегда было отвратительное чувство юмора. Пришлось насильно вывезти Зимина на Луну, чтобы ограничить постороннее влияние.

               — Хорошая идея, — сказала Нина.

               — У меня ничего не получилось. Началось отторжение памяти. Нельзя исключать самого гадкого исхода. Если процесс продолжится, мозг Зимина будет бесповоротно поврежден.

               — Давай попробуем зайти с другой стороны. Внушим Зимину, что он не тюремщик, а наоборот, прогрессивный человек, честный и принципиальный, диссидент, жертва политических репрессий. Враги поместили его в лунный стационар, чтобы отучить от вольнодумства, переделав в послушного подданного системы.

               Ее предложение показалось Горскому забавным. Даже более того, изощренной шуткой. Надо такое придумать!

               — Какой системы? — спросил Горский.

               — Это не важно, — сказала Нина. — Он сам придумает, когда попытается восстановить логику событий.

               — И как этого добиться?

               У Нины был готов ответ. Смысла нового предложения Горский понять не смог, оно показалось ему еще более странным, чем материализовавшаяся девица. Спорить с ней он посчитал ниже своего достоинства. Тем более, что Нина не требовала совершать ничего криминального, скорее курьезное. Он должен был заставить Зимина вести дневник, только и всего.

               — А что прикажешь делать, если эксперимент выйдет из-под контроля окончательно? — спросил Горский по инерции, даже не надеясь получить ответ. — Кому мне прикажешь жаловаться?

               Нина ответила так:

               — Если бы меня не было, а ваш эксперимент все равно провалился, что бы ты тогда делал? Мое появление ничего не меняет и пространственно-временной континуум не нарушает.

               — Ты заинтересована в нашей неудаче?

               — Ерунда!

               — Если я выполню твои требования, ты оставишь нас в покое? Меня и Зимина?

               — Ничего не могу обещать. Правда, я не понимаю, что такое «оставить в покое»? Не исключено, что мы с тобой станем друзьями, а с Зиминым я встречаться буду в любом случае. Если ты интересуешься, стану ли я причинять вам в дальнейшем неприятности, отвечу — нет. Я и сейчас меньше всего хочу навредить вам. Странно, что ты ждешь какого-то подвоха. Причина мне совершенно непонятна. Я выгляжу так грозно? Как это исправить? Надо больше улыбаться? Петь песни или играть в настольные игры?

               — А чего же ты ожидала, Нина? Ты вмешиваешься в проведение эксперимента, нарушаешь наши планы. Мы оказались пустышками. Да. Именно пустышками. И что-то мне подсказывает, что ты на этом не остановишься. Говори сразу, чего ты хочешь?

               — Если бы я вмешалась в проведение вашего дурацкого эксперимента, то Зимин сейчас сидел на твоем месте и пил кофе. А ты — Горский — с восторгом глядел бы на своего хозяина и думал о том, как бы ему угодить. Но это, к сожалению, не так.

               Горский промолчал.

Принуждение к ведению дневника