Внутренняя красота

Кресси протерла глаза и несколько раз быстро вдохнула и выдохнула. Волосы закрыли ей лицо. Она втянула голову в плечи. Было видно, что она с трудом сдерживает слезы. Джованни хотел обнять ее, но заподозрил, что та ударит его, если он посмеет это сделать. Черт подери! Вот что он получил за попытку быть честным! Его стали мучить угрызения совести. Он ей не все сказал. Не был абсолютно честен, но не мог же он оскорбить слух Кресси, выложив ей неприятную правду.

Она снова отбросила волосы от лица. На ее щеках остались следы слез. Ему было невыносимо видеть, как она плачет. Он знал: она не любит плакать.

— Кресси, клянусь, я отнюдь не хотел расстроить тебя. Я лишь хотел…

— Предупредить, чтобы я не приближалась к тебе. — Кресси шмыгнула носом. — Джованни, в этом не было необходимости. Ты дал вполне ясно понять, что ни с кем не собираешься делить жизнь, а мои планы на будущее не связаны ни с одним мужчиной, — заявила она и тряхнула головой.

Это прозвучало нелепо, но причинило ему боль. Казалось, будто Кресси вонзила в спину кинжал.

— У тебя есть планы? Ты не говорила ни о каких планах.

— С какой стати я должна говорить о них? В моих планах для тебя нет места, да ты этого и не желаешь. — Кресси глубоко вдохнула. Когда заговорила снова, в ее голосе уже не было прежней резкости. Похоже, она выдохлась. — Джованни, я вела себя не очень любезно, прошу прощения. Я не говорила тебе о своих планах потому, что они еще окончательно не продуманы. Я собираюсь написать своей сестре Силии в А’Кадиз[28]. Она ввела там новую систему преподавания, применимую к обучению и девочек, и мальчиков. Уже некоторое время она пытается открыть новые школы, но не удается найти подходящих учителей. Думаю, у меня есть способности к преподаванию. Мне это нравится, и, возможно, в А’Кадизе Силия позволит мне испытать новые методы. Не знаю, что скажет сестра, но если она ответит положительно, это будет означать, что я больше не завишу от отца и нашла свое истинное призвание.

— Аравия! Это ведь на другом конце света. Разве тебе нельзя преподавать в Англии?

— Ты имеешь в виду институт благородных девиц? Видишь ли, я не умею вышивать, рисовать, к тому же у меня вообще нет желания проводить свои дни, вдалбливая арифметику в голову выводка барышень, которые считают, что ее можно применить лишь при подсчете годового дохода будущих супругов. — Кресси зажала рот рукой. — А теперь уже я говорю покровительственно, но даже если там найдутся юные девушки, которые собираются изучать то, что я преподаю, им все равно этого не позволят. В А’Кадизе принц Рамиз, муж Силии, смотрит далеко в будущее и желает своему народу процветания. Он поддерживает намерение жены преподавать одни и те же предметы и девочкам, и мальчикам. Это прогрессивная идея, но в некоторых частях их королевства ее не приветствуют, но… ты же понимаешь, это трудная, но интересная задача.

Джованни лишь заметил, что ее глаза снова засверкали фанатическим блеском. Он понимал, она не шутит, говоря, что не видит для него места в своем будущем. Как раз это ему и нужно. Но почему же так больно?

— Вижу, эта трудная задача пришлась бы тебе по вкусу, — сдержанно заметил Джованни.

Собственное упрямство злило его. Он считал, что его будущее уже определилось, пока не встретил Кресси. Джованни прошелся по комнате и остановился у мольберта. С полотна на него смотрел мистер Браун, озорной, сладострастный и строптивый. Как раз такой, каким он хотел изобразить его. Цвета были яркими, мазки четкими, сам портрет оказался менее рельефным, скорее напоминал не зеркальное, а мимолетное отражение Кресси. Такая картина не найдет благожелательного отклика. Слишком разнится с тем, что до сих пор создано. Джованни считал, что картина получилась хорошо, думал, она представляет собой новое направление в искусстве. Однако он и раньше ошибался. Если его будущее связано с этим направлением, придется побороться за него.

Но борьбу придется вести в одиночку. Какая ирония судьбы. В одиночку, не будучи обремененным ни обязательствами, ни необходимостью продавать свое тело ради возможности заниматься искусством, вот о чем он мечтал в юности. В одиночку. Это слово приобрело иное значение теперь, когда он поддался страсти. В одиночку, значит, без Кресси. В одиночку больше не подразумевало безопасность, надежность, успех. Это сулило ему одиночество.

Какой же он идиот! Он должен радоваться тому, что у Кресси свои планы. Радоваться тому, что она уже определилась с будущим, радоваться тому, что для него в этом будущем не найдется места. Джованни ошибочно вообразил, будто то, что случилось между ними, имеет глубокий смысл. Он лишь нашел выход долго сдерживаемой страсти, вот и все.

И это нелепое желание раскрыть свои тайны, исповедоваться во всем… Черт возьми, о чем только он думал?