Внутренняя линия

— Мы работаем против сильной белогвардейской организации. Дзержинский решил, так сказать, «ловить на живца» и для этого создал в Ленинграде и в Москве псевдоконтрреволюционное подполье. Все шло в соответствии с планом, но, вероятно, Феликсу Эдмундовичу для пущей убедительности будущего судебного процесса нужны реальные жертвы с нашей стороны. Одной из них, по всей видимости, должен стать я. И как мой помощник, получается, и ты.

— Это очень плохо. Совсем нехорошо! Я так старался! Прикинулся ординарцем доктора, был рядом с ним весь день. Главное — я нашел женщину, которую ищет ГПУ! Она там.

— Так-с… — оживленно забарабанил пальцами Орлинский. — Ты хочешь сказать, что в лаборатории профессора Дехтерева скрывается Татьяна Михайловна Згурская?

— Да, я видел ее на портрете, который вы давали доктору. Профессор не доверяет датчанину, все время отсылает его от себя. Я решил за ним проследить.

— За профессором?

— Да. В том доме, где сейчас лаборатория, раньше было какое-то общежитие, остались кровати с постелями. Профессор тайком вынес в кабинет один из комплектов, из столовой потребовал принести к себе две порции обеда, но посуду обратно не вернул. Доктор вечером уехал, а я остался следить. Когда стемнело, вижу: профессор выходит из кабинета, с ним Згурская и еще один мужчина. Плечистый, с усами. Они спустились по боковой лестнице на первый этаж — там в дальней комнате, как оказалось, есть подземный ход. Женщина и усатый туда спустились, потом женщина вернулась, а усатый остался внизу.

«Вот это да! — стучало в висках Орлинского. — Вот это удача! Сейчас же звоню Дзержинскому! Хотя…»

Быть может, еще сегодня утром Орлинский и схватился бы за телефонную трубку, но не теперь. Теперь пора действовать совсем в иной манере.

«Что толку, если сейчас я отдам Дзержинскому эту несчастную. Он станет мне больше доверять? Кто я для него? Предатель и перебежчик. Тварь, с которой считаться не стоит, если нужды в том нет. И растопчет он меня при первом же удобном случае. Похоже, такой случай настает. Есть время разбрасывать камни, и есть время бежать, чтобы не попасть под камнепад».

— Послушай, Фен Бо, — после недолгой паузы сказал Орлов. — Мне не простят дореволюционного прошлого, хотя все эти годы я был предан новой власти. Ты для них — и вовсе ничто. Запишут во враги, чтобы казалось, что их много. Мы должны бежать! Уйти, чтобы распутать этот клубок и доказать нашу невиновность!

Орлинский старался как можно более искренне глянуть на собеседника. Он числил себя неплохим актером, но этот узкоглазый чужак с вечной, будто приклеенной улыбкой вызывал у него неуверенность своей бесстрастностью. Как все те, кому приходилось долгие годы, не снимая, носить маску, статский советник Орлов терпеть не мог даже слабого подобия закрытости у кого-то другого.

— Бежать — в любую минуту, — кивнул Фен Бо.

— Не так уж это просто. Внизу охрана, — напомнил Орлинский. — Да и куда бежать? Не в лесу же землянку рыть.

— В Москве живет моя сестра Даньму. Она нас спрячет. Можем идти прямо сейчас.

— Да, но… — Следователь осекся. — Тише, сюда кто-то поднимается.

В дверях снова показался Костюк с очередной порцией горохового варева. Фен Бо посторонился, давая верзиле место, чтобы тот поставил на стол поднос. Костюк чуть наклонился. Руки китайца взлетели: одна — клещами перехватывая гортань, другая — точно птица крылом — опустилась на затылок гэпэушника. Бездыханное тело наверняка бы рухнуло, если б Фен Бо не оттащил его к стене и не уложил там.

— Собирайте вещи. Я сейчас позову вас. — Фен Бо учтиво поклонился и скрылся из виду.

Орлинский глядел належавшего без движения силача, опасаясь приблизиться: «Мертв или оглушен?»

Наконец он сделал шаг, опустился на корточки и попытался нащупать пульс.

— Кажется, мертв.

— Можно идти, — послышалось снизу.

Орлинский бросился к лестнице: второй гэпэушник сидел, уткнувшись лицом в ломберный столик, будто внезапно уснул.

— Ты убил его? — охрипшим от волнения голосом спросил Орлов.

— Да, — не меняясь в лице, подтвердил Фен Бо. — Ди Лун Ван — защита Лун Вана — не предусматривает другого исхода. Пойдемте, товарищ Орлинский. Моя сестра будет рада знакомству.

Середина мая

1924

Командарм Шапошников с улыбкой поглядел на стоявшего перед ним боевого товарища.

— А едемте-ка, Сергей Владиславович, в тучерез! Вот уж там я вас угощу!

— Куда? — переспросил Виконт.

— В дом Нирнзее. Это совсем недалеко — рядом с Тверской, в Большом Гнездниковском переулке, — благодушно пояснил Борис Михайлович. — Поверьте, лучшего места в Москве сейчас не найти. В «Эрмитаже» ныне Дом крестьянина, прости господи. В «Праге» — как там вещал наш вдохновенный пиит: «Здоровье и радость — высшие блага. В столовой Моссельпрома — бывшая «Прага». О прочих и говорить нечего.

— Всецело доверяю вашему вкусу.