Внутренняя война. Том 2

С надеждой, что Пильон не забудет своего обещания держать рот на замке, Элгарт изобразил легкое воодушевление.

– Конечно, отец. – Он без труда скрыл свое разочарование. В конце концов его интерес к архижрецу был не более чем подозрением. Оно основывалось только на просьбе принца Лоума к королю Бифальту. Более конкретная задача шпиона заключалась в том, чтобы разузнать, что напугало магистра Фасиль.

– Если вас не оскорбляют невежественные расспросы людей, ничего не знающих о богах, мы будем рады вашему духовному руководству.

Отец Скурн с достоинством кивнул.

– Тогда, сыновья мои, подождите немного.

Словно превратившись в туман, жрец растворился во тьме за кафедрой. Однако почти сразу же часть стены за помостом сместилась, открыв дверь. Свет лампы из внутреннего коридора вырисовывал темный силуэт жреца.

– Следуйте за мной, сыновья мои.

Элгарт двинулся вперед, потянув за собой магистра Пильона и вновь призвав его к молчанию.

Проследовав за жрецом дюжину шагов по коридору, они подошли к маленькой комнате без дверей, которая, должно быть, принадлежала писцу или секретарю. Комната была хорошо освещена лампами, в ней стоял обычный стол для письма, но на нем не было видно бумаг, свитков, книг и даже письменных принадлежностей. Одна табуретка стояла с той стороны стола. Несколько других – ближе ко входу.

Отец Скурн вошел в комнату первым и сразу уселся на табурет за столом. Затем он жестом пригласил Элгарта и магистра Пильона подойти и занять свободные места.

Теперь Элгарт мог разглядеть глаза жреца. Глубоко посаженные, в окружении морщин, словно в гнездах, они будто говорили, что этот человек видел много горя.

– Спасибо, отец, – снова поблагодарил шпион после того, как он и его друг уселись. – У вас, должно быть, много обязанностей. Спасибо, что уделили нам свое время.

Гулким, подобно огромному колоколу, но приглушенным и добродушным голосом жрец ответил:

– Я здесь, чтобы свидетельствовать от имени великого бога Риля. У вас есть вопросы, сыновья мои? Я отвечу на них, если это будет в моих силах. Разве может найтись для меня более насущное занятие?

Элгарт кивнул.

– Как скажете, отец мой. И все же вы очень добры. Надеюсь, наше невежество не превысит ваше терпение.

Он так, чтобы не заметил отец Скурн, положил руку на колено магистра Пильона и осторожно сжал: еще одно напоминание.

– Вы знаете, почему мы невежественны, – начал Элгарт. – У нас нет историй верований, которые напоминали бы ваши. – Вновь надеясь застать жреца врасплох, Элгарт неожиданно, без паузы сменил тему. – Вы же пришли к нам со стороны Амики?

– Да, это так.

– А в Амику с еще более северных земель?

– Да, сын мой.

– Через земли нуури? – продолжал свой допрос Элгарт. Ему было любопытно, а не подготовили ли жрецы, проходя этой дорогой, почву для враждебного отношения нуури.

– Мы путешествуем с миром, куда бы мы ни пошли, – ответил отец Скурн. – Но это не тот вопрос, который ты хотел задать, сын мой. Вы вошли в церковь не затем, чтобы узнать о наших путешествиях.

– Конечно, отец. – Элгарт сосредоточился на том, чтобы казаться кротким. – Я только любопытствую. Совет, который мы хотим от вас получить, более личного характера.

Мы слышали ваше писание, – продолжил он. – Мы слышали вашу проповедь. Мы были тронуты. Но я должен признаться, отец, что мы нашли некоторые ваши мысли запутанными. Для вас существует четкое различие между «знанием» и «истиной», но мы этого не понимаем. Как же они могут быть различны?

Поза отца Скурна не изменилась. Ни одна мышца не дрогнула. Он сидел на стуле прямо, откинув плечи назад и сложив руки на груди. Тем не менее Элгарту было трудно встретиться с ним взглядом. Свет, казалось, становился все ярче. Он освещал жреца, делая его как будто больше или более внушительным. Элгарту пришлось подавить зевоту.

Рядом с ним сгорбился магистр Пильон: согнутыми в локтях руками он уперся в колени, а ноги поставил на подножку своего табурета. Голова его была опущена, как у человека, который внимательно слушает и не хочет отвлекаться на то, что может увидеть, если поднимет глаза.

– Подумайте о различии, сыновья мои, – сказал отец Скурн. – Знание – внешнее. Оно касается материалов и использования вещей. – Он на мгновение опустил одну руку, постучав костяшками пальцев по столу. – Это знание. Лампы – это знание. Масло, которое горит, изготовление вместилища для его удержания, возгорание пламени. Использование таких вещей – это знание. Винтовки – это знание. Пушки – это знание. Какой бы ни была его форма, знание касается материалов и использованиявещей.

Истина – внутренняя. Ваше заблуждение – это истина. Ваша неспособность понять разницу – это истина. Она заключается в вас самих. Она описывает вас или часть вас. Истина касается того, кем и чем вы являетесь в своих сердцах, в своих мыслях, в своих желаниях. Она может определять использование вами вещей, но она не есть использование этих вещей.

Мир, который предлагает великий бог Риль, возникает из истины, а не из знания.