Читаем Внутренние новеллы полностью

Я думал. Думал о том, что хорошо, когда твой научник какой-нибудь юный свежеиспеченный кандидат. Увы, это не мой случай. У меня — козлобородый Петрович, гроза факультета, завкафедрой актуального искусства, один из лучших специалистов по акционизму в стране, если не в мире. Я думал о том, что самостоятельное исследование в моем случае уместнее — ведь основным объектом исследования была не художественная группа, а автор. И это требовало не группового, а индивидуального подхода.

Думал я и о том, кто мог бы войти в мою группу. Дашка Плюс? Ей интересно всё, но её подготовка к полевым работам оставляет желать лучшего. Гоша? Человек выдающийся, мало кто в студенческие годы публикует статьи в «Вопросах культурологии», а Гоша уже автор двух работ о леворадикальной группе ДПД, но вечно занятый своими делами, Вовка Спичка — студент никакой, зато гениальный художник и режиссер. Но в данном случае никто из них мне не нужен.

— Виктор Петрович, — возразил я, — вы же сами говорили, что исследователь должен быть комплиментарен объекту… Иначе исследование материалов будет таким же виртуальным как сами материалы. Кроме того, мне интересен первоисточник.

— Браво! Именно это я и ожидал от вас услышать. Я ведь смотрел вашу курсовую. «Объяснение феномена присутствия через тотальное унижение другого» — так, кажется, она называлась. Вы с легкостью доказали, что на многое способны. Однако, случай Ейки — особенный. Заметьте, у нее в каждой трансформации совершенно особенный идеостиль. Есть подозрение, что это все же группа художников. Потому я и настаиваю на группе исследователей.

Больше я не стал возражать, хотя курсовик, о котором упоминал Петрович, был совсем не легким. Старик не знал, что половину каникул я провалялся в больнице, а затем в санатории. Впрочем, он много чего не знал.

— Может, тогда вы посоветуете мне кого-нибудь. Ведь мы можем совместно провести полевые работы касающиеся и моей Ейки, и скажем, ЕБВЖО или Бабаёв Гры.

— Дарья Веселова занимается ЕБВЖО, а дремучими бабаями Петр Кондаков. Он вам подойдет.

Я был не рад Кондаку. Типичный ботан. Ради сомнительной истины он готов шею свернуть. С таким легко нарваться на непонимание. Как говорил наш преподаватель славянского фольклора Василий Иванович Грибов, «получить шаечкой по пиздяечке». Грибов, или как прозвали его студенты «Пупыркин с картинками», научил меня многому. Прежде всего, грязной физической работе. «Знать — это быть, понятно, молдобобы!» И, почти по Гурджиеву, мы проявляли свое бытие — часами занимались «тяжелой физической работой», от надраивания зубными щетками унитазов, чтобы те стали предметами высокого искусства, до перетаскивания бетонных блоков с места место, занятия вроде бы бессмысленного, но организующего внутренний мир.

Однако, даже выполняя физическую работу, я не жалел о своем выборе. Его ведь не одобрил никто из моих родственников. Я помню, как на семейном совете меня просто предали анафеме. Жаль было маму — вечером она плакала за стеной, но я из-за какой-то ложной гордости не пошел к ней. Теперь бы пошел и все объяснил. Тогда маму утешил отчим. «Не волнуйся, милая, посмотри на него, (то есть, на меня) он же слабак, какой из него искусствовед, на первом же курсе его отчислят. Пойдет в армию, или еще куда-нибудь где спокойно».

Но я не был слабаком. И Петрович это знал. Факультативные занятия по вечерам сделали свое дело, и теперь мне, студенту, доверяли возглавить научную группу.

— Нет, Виктор Петрович, я говорю о Бабаях Гры, которыми Григорий Мелешко занимается. И еще Спичкина можно взять, пусть и не в теме, но я ему доверяю. Он будет регистрировать.

— Ну вот вы сами и решили. Но все же я рекомендую Кондакова.

— Как скажете. И…

— И… — передразнил меня Петрович.

— Не могли бы вы им сказать об этом. Мне как-то неловко принуждать. У вас авторитет.

— Пора уже свой авторитет зарабатывать… Петрович похлопал себя по животу, который действительно выглядел весьма авторитетно.

* * * * * * * * * *

— На улице растяжки, — сказал Кондак, — а здесь лазерные датчики. Давай я подымлю. Он раскурил трубку, затянулся и ловко выпустил струю дыма на несколько метров вперед.

Я уловил запах каннабиса. Идиот! Дважды идиот: сейчас расслабон совсем не к месту, но главное — зачем так бессмысленно выпускать ценный продукт в воздух. Дешевые понты. Я год назад проходил этот тоннель! Какие лазерные датчики могут быть в заброшенном канализационном стоке, кому надо его минировать, тем боле что дальше — озеро?!

— Ты что сдурел?! — подтвердила вслух мою мысль Дашка.

— Когда я покурю, становлюсь добрее, — Кондак рассмеялся, — и собраннее.

— Блядь, а о других ты подумал? — Дашка не унималась.

— На, пыхни. — Кондак протянул девушке трубку.

Я не курил. И Вовка тоже. Мы просто съели по горсти сушеных грибов и запили их водой из фляги.

— Что же вы как школьники, — услышал я за спиной голос серьезного человека, — Гоша уже достал из сумки фляжку с коньяком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза