Внутренние новеллы

Когда она вновь открыла глаза, маленькие животные, видимо отдохнув на стенах, вновь носились по пещере. Странное дело — ей совсем не хотелось есть или пить, хотя времени прошло не мало… наверное… Потянувшись, Леля встала, покричала в оконце — скорее разогреваясь, нежели ожидая ответа — и пошла вновь изучать свою камеру. Некоторое время заняло наблюдение за тем, как свет играет в кристаллах на стене, отражая лучи в разные стороны, но точно попадая на другие кристаллы. Ни один лучик, вроде бы, не выходил за пределы пещеры, не выныривал обратно в окошко, поэтому в пещере, хоть и сырой, было довольно светло. Леля даже попробовала достать один такой кристаллик из стены, но только она начала расковыривать и расшатывать камушек, как стало как-то не хорошо, закружилась голова и защипало в глазах, и Леля поспешно прекратила свой эксперимент. Вдруг эти камни радиоактивные? — подумала она.

Маленькие зверьки в это время топтались у нее на голове и плечах, то и дело соскальзывая под ноги. Леля сняла одного суха и, держа двумя пальцами, поднесла к глазам. Это был крохотный журавль, весь голубой, тщательно прописанный очень заботливой к деталям рукой. Леля поставила птицу на свою ладонь и журавль, с любопытством уставился на нее. Такой маленький и аккуратный, он отчаянно что-то напоминал Леле, что-то давным-давно забытое и безвозвратно потерянное среди руин памяти. Поломав себе голову так и эдак, Леля опустила кроху на пол и сняла с плеча другой образец доисторической живописи. Животное за животным, Леля, разглядывала, не уставая удивляться тщательности прорисовки, хоть и не мудреной и отточенной, но явно с усердием и любовью. Каждый образец, ею рассмотренный, был уникален и не повторялся дважды. И все они были голубыми.

Сколько времени прошло за исследованием местной фауны Леля не знала, но, в конце концов, когда начала зевать, заметила, что животные опять взбираются на стены. Прошел еще один… день? Или час? Пусть будет день.

Еще раз покричав в оконце и не дождавшись ответа — эхо тоже обиженно молчало — Леля привычно уже устроилась около костра и задремала. А проснувшись, тут же пошла к краске. Если уж убивать время, то с кайфом. Рядом с бидончиком краски лежала незамеченная никем кисть. Леля подняла бидончик, осмотрела кисть и, хмыкнув, окунула кисть в краску. Быстрыми легкими — откуда что берется? — как в детстве движениями она набросала дивное море на части стены, с чайками и солнцем — все как положено. Наложив последний мазок, Леля отошла от стены, удовлетворенно покрякивая, чтобы взглянуть получше на свое творение, как вдруг — странное дело — в пещере будто стало теплее и дохнуло морским бризом. Волны зашевелились и капелька, сорвавшись с морского барашка, перелетела со стены и легла на Лелину щеку. Ахнув, Леля попятилась, споткнулась о пробегающего мимо слона и больно упала на зад, но не отвела взгляд от оживающей картинки. Она заворожено смотрела, как картинка на стене будто просыпается. Чайки, еще момент назад ею нарисованные, вспорхнув со стены, громко крикнули свое чаистое «ДаЙ!» и стали носиться по пещере. Море шумело и плескалось, солнце грело. Не теряя ни минуты, Леля взяла кисть и нарисовала остров в море и замок на нем. Отошла. В замке загорелись окна, кто-то невидимый поднял флаг, и он тут же заиграл на ветру. Все пришло в движение, все было… живым? Внезапно из замка раздались звуки труб, а когда они стихли животные, уже порядком набегавшиеся, стали взбираться на стены. «Так, ясно, трубы теперь будут нас укладывать спать. Да, странное место».

С тех пор Леля засыпала и просыпалась под звуки труб. Сначала после каждого такого пробуждения она кричала в окно свои угрозы и мольбы, но с каждым разом все короче и короче, а потом и вовсе перестала этим заниматься. Да, ей было грустно, запертой в каменном мешке без возможности выбраться, но и мешку этому было что предложить. Во первых у нее отпала необходимость во всех моционах, свойственных людям. Ей не нужно было есть, пить, ходить в уборную. Она даже не потела и ей не нужно было мыться. Во вторых Леля помирилась с эхом, и оно оказалось довольно занимательным собеседником. Хоть оно и не говорило само по себе, зато очень интересно переворачивало ее слова и фразы, из чего получилась забавная игра в пикировку. В третьих оказалось, что после каждого сна запасы краски увеличивались, добавлялись цвета, потом появились карандаши и уголь. Так что рисовать — а рисовать оживающие картинки интереснее некуда — теперь можно было разнообразно. Теперь в ее пещере был лес и настоящая цепь гор со своим Етти. Солнце, впервые нарисованное голубой краской, стало нормального желтого цвета и под ним теперь можно было загорать. Был пляж и пальмы и дельфины. Животных тоже прибавилось. Дни шли за днями, Леля выкручивалась как могла, даже пару раз рисовала дверь, и она даже открывалась, но за ней была та же самая стена в кристаллах, отражающих свет.